Денис Щинкоренко (слева) и Андрей Камаев на фоне моста с надписью «Новороссия». Сентября 2015, восток Украины
Российский доброволец Андрей Камаев приехал на истерзанный войной восток Украины в конце сентября 2014 года. Его переполнял патриотизм: Андрей был убежден, что, воюя против “фашистов и нацистов”, он идет по стопам своего деда-разведчика.
Об украинской армии, противостоящей пророссийским сепаратистам, 49-летний Камаев говорит исключительно в терминах кремлевской телепропаганды. Он признает, что у него были и другие мотивы: хотелось помочь восстановить “русский мир” и не допустить предполагаемого расширения НАТО.
Однако всем его мечтам о военной славе быстро пришел конец. 1 февраля 2015 года Камаев двигался следом за колонной танков, наступавшей на стратегически важный город Дебальцево – Дебальцево еще оставалось тогда под контролем Украины. Рядом с ним взорвалась мина, левая нога оказалась раздробленной. Его доставили в соседнюю больницу, однако нужных медикаментов там не было, и у Камаева началась гангрена. Врачи были вынуждены ампутировать ногу до бедра.
Камаеву повезло – он, в отличие от многих других российских добровольцев, приехавших воевать в Украину, – остался жив. Дома, в Петербурге, Камаев передвигается на костылях в надежде, что когда-нибудь к этому приспособится.
Ему, как и тысячам таких же никем не признанных “ветеранов” разжигаемого Кремлем конфликта, никакой особой славы не досталось. Война тянется уже четвертый год, и конца ей не видно.
Без официального признания
На родине российских “ветеранов” никто не встречал как героев. Почти все вернулись израненными – если не физически, то психологически. Никаких льгот им не предоставляют, работу найти очень трудно. Многие едва сводят концы с концами. Хуже того: вернувшихся из Донбасса разделяют острые идеологические противоречия, они по-разному видят дальнейшую стратегию и по-разному оценивают случившееся. Это не дает им объединиться, чтобы громко заявить о своих нуждах.
Часть воевавших на востоке Украины входят в Союз добровольцев Донбасса, которым руководит бывший глава так называемой “Донецкой народной республики” Александр Бородай. Эта группа тесно связана с Кремлем через советника российского президента Владислава Суркова: Сурков считается куратором этого конфликта, и бывшие “добровольцы” недолюбливают его за чрезмерную элитарность. Корреспондент Радио Свобода пообщался с членами этого Союза в деревне близ Калуги, куда они съехались 30 июля для участия в “военных играх”.
Еще одна организация – “Движение Новороссии”. Ее возглавляет российский полковник Игорь Гиркин (Стрелков), командовавший группировками пророссийских сепаратистов в первые месяцы войны. Многие воевавшие в Донбассе считают его предателем из-за того, что он отступил из Славянска под напором украинской армии. Гиркина в итоге отозвали в Москву. На запрос Радио Свобода об интервью он не ответил.
Андрей Камаев, со своей стороны, организовал в Петербурге неправительственную организацию “Ветераны Новороссии”. (Новороссией – раз уж этот термин так популярен в “добровольческих” и сепаратистских кругах – в царской России назывались земли, присоединенные к империи в результате русско-турецких войн конца XVIII века. Сейчас они находятся на юго-востоке Украины). Заместитель Камаева, 41-летний Денис Щинкоренко, участвовал в битве за Иловайск – ее часто называют самым кровавым сражением этой войны.
“Ветераны Новороссии” помогают российским добровольцам, вернувшимся из Донбасса или до сих пор участвующим в боевых действиях на востоке Украины. Многие из них озлоблены и очень недовольны неопределенностью своего будущего, говорит Камаев.
Разговоры, которые корреспондент Радио Свобода провел более чем с десятком других бойцов в Москве, Санкт-Петербурге и Калуге, подтверждают эту оценку. Тысячи российских граждан, воевавших в Украине, оказались практически исключенными из общества. Им трудно вернуться к нормальной жизни.
Бывшие добровольцы не получают никакой официальной государственной поддержки. Камаев живет на ничтожную государственную пенсию, которую ему назначили не за военную службу, а “за то, что я инвалид, – точно такую же я бы получал, если бы меня на улице сбил троллейбус”. В этом есть какая-то горькая ирония: мало было уцелеть на фронте в Украине – теперь надо еще выжить дома.
Андрей Камаев, глава петербургского объединения «Ветераны Новороссии», в парадной своего дома на Невском проспекте
В России добровольцы чувствуют себя забытыми. Вероятно, причина хотя бы отчасти кроется в том, что их не признавали изначально. Президент России Владимир Путин не исключал, что в Украине могут воевать россияне, приехавшие туда по собственному желанию, но он категорически отрицал, что Россия их вооружает. Кремль до сих пор не признает своей роли в разжигании этого конфликта.
По сути, Россия сформировала из добровольцев большую и мощную “армию-посредника”, что позволяет Путину с некоторой мерой правдоподобия отрицать участие регулярной российской армии в конфликте. Сами добровольцы от этой войны фактически ничего не получают.
Борьба за “русский мир”
По оценкам Камаева, “Ветераны Новороссии” насчитывают три тысячи членов, другие организации не раскрывают свои цифры. Общее число россиян, добровольно воевавших на территории Украины, неизвестно. Оценки разнятся от нуля, если верить официальной линии Кремля о непричастности России к этой войне, до десятков тысяч, если верить Киеву.
Численность военных группировок, пользующихся поддержкой России, составляет 39,3 тысячи боеспособных солдат. Из них 36,4 тысячи – это “армия-посредник”, укомплектованная добровольцами из России, Украины и других постсоветских стран. Такие данные обнародовало 7 августа Главное управление разведки Минобороны Украины.
Оставшиеся 2,9 тысячи человек являются, согласно отчету ведомства, военнослужащими российской армии, что противоречит официальной позиции Кремля.
Большинство российских добровольцев, с которыми удалось связаться корреспонденту Радио Свобода, – обычные граждане с разным уровнем военной подготовки. Их готовность взять в руки оружие объясняется самыми разными причинами – от патриотизма до авантюризма. Многие из них просили не называть их имен, и причины здесь тоже разные: кто-то боится, что о том, чем они занимаются, узнают родственники, кто-то опасается, что участие в военном конфликте плохо скажется на перспективах трудоустройства, кто-то вообще находится в розыске.
К тому, чтобы отправиться на войну, многих подвигла идея восстановления “русского мира” –проекта воссоединения территорий бывшего Советского Союза с русским и русскоговорящим населением. Другой частой причиной является неприятие украинской революции 2014 года, лишившей власти пророссийского президента Виктора Януковича. Многие добровольцы называют украинское правительство, пришедшее к власти после Майдана, “нелегитимным” и “фашистским” – именно этими словами российские государственные медиа подогревали эмоции вокруг Майдана (революцию они называют исключительно “переворотом”). Некоторые отдельно ссылаются на пожар в Одессе в мае 2014 года, унесший жизни 48 пророссийских активистов, других беспокоит неминуемое, по их мнению, расширение НАТО на восток.
“НАТО все ближе и ближе подбирается к нашим границам, несмотря на обещания не расширяться на восток, которые альянс давал в начале 1990-х. Советский Союз был огромным и неприступным, а теперь Россию окружили со всех сторон”, – повторяет Камаев типичные аргументы Кремля, лживость которых давно продемонстрировала мировая пресса.
Среди добровольцев есть и какие, кто объясняет свое желание воевать тем, как “лихо” Россия аннексировала украинский Крым. Мол, с их помощью удастся таким же образом присоединить и Донбасс. С апреля 2014 года в ходе боевых действий в этом регионе погибли уже 10 тысяч человек.
Россия предпринимает серьезные усилия для экономической интеграции так называемых “ДНР” и “ЛНР”, Москва даже признает выданные на этих территориях дипломы о высшем образовании и аттестаты зрелости. Тем ни менее, ни малейшего желания официально взять под крыло эти регионы Москва не проявляет.
Наконец, есть среди добровольцев просто искатели приключений, жаждущие понюхать пороху. Эмиль, 37-летний российский фотограф, с которым корреспондент Радио Свобода беседовал в Москве, относится именно к этой категории. Он не стал называть свою фамилию и практически ничего не рассказал о семье и своем происхождении – лишь упомянул, что учился на операторском факультете и когда-то работал фэшн-фотографом. Эмиль говорит, что почувствовал вкус к войне, когда снимал российско-грузинский конфликт 2008 года в Абхазии. Он ездил в Украину на пике боевых действий в 2014 и 2015 годах, и когда в перестрелке ранило его друга, он сменил камеру на винтовку. Когда конфликт стал стихать, Эмиль начал ездить в Сирию – и фотографировать, и воевать. По его словам, он побывал в Сирии “много раз”.
“Стреляй и беги”
Камаев, уроженец маленького городка близ Екатеринбурга, охотно отказался от привычной жизни ради военных подвигов в Донбассе. На личные деньги (все его сбережения составляли 7000 рублей) он купил на барахолке военную форму, улетел в Ростов-на-Дону и оттуда добрался до российско-украинской границы. Российские пограничники пропустили его в Донецкую область без лишних вопросов.
“На границе не надо говорить, что едешь воевать. Говоришь, что это деловая поездка или гуманитарная. Или что едешь отдыхать или к родственникам, – объясняет Камаев. – Если документы в порядке, пропускают спокойно”.
Как и большинству других добровольцев, Камаеву сразу по прибытию выдали старый Калашников и 10 патронов к нему. Как раз хватит, чтобы “выстрелить и убежать”, – говорит он. Его зачислили в 1-й Славянского батальона в Никишине и сразу отправили на передовую. В украинской прессе это село, находящееся в 15 километрах от Дебальцева, называли “вратами ада”: за пять месяцев бесконечных обстрелов в нем почти не осталось домов – территория больше напоминает лунный ландшафт.
Камаев осознавал все опасности войны. Когда он попал на передовую, число погибших уже превысило три тысячи, Донецкий аэропорт был разрушен, “Боинг” MH17 Малайзийских авиалиний был уже сбит, а кровавая битва под Иловайском уже унесла больше тысячи жизней с обеих сторон.
Андрей Камаев с противотанковым гранатометом и автоматом Калашникова в окопе на востоке Украины в январе 2015 года
Камаев рассказывает, что его поразил “хаос”, с которым ему пришлось столкнуться, однако он был доволен, что приехал, и несколько месяцев с энтузиазмом провел в окопах. За службу, по его словам, ему заплатили лишь однажды: он получил 15 тысяч рублей за бои в октябре 2014 года. (Другие добровольцы утверждают, что не получали вообще ничего, или называют значительно меньшие суммы). Камаев рассказывает, что на передовой не было четкой структуры командования. По тому, как он описывает бои, можно решить, что добровольцев использовали в качестве пушечного мяса. Единственной их задачей, объясняет он, было истощить противника, удержать позиции и, по возможности, продвинуться дальше. В его подразделении люди в окопах сменялись каждые два часа.
“На войне начинаешь находить счастье в мелочах, – вспоминает Камаев. – Радуешься, что тебя не убили, что ты поел, что сумел выспаться”.
Но счастье – вещь преходящая. Трое из десяти человек, бок о бок с которыми он воевал, вернулись в Россию в гробах, еще пятеро – искалеченными. Лишь двое, по его словам, остались физически невредимыми. Камаев и Щинкоренко утверждают, что эту зловещую статистику подтверждают и другие добровольцы, воевавшие на востоке Украины.
Никаких торжественных встреч
Корреспондент Радио Свобода встречался с Камаевым в Петербурге накануне Дня воздушно-десантных войск. Этот день, 2 августа, отмечается в России с большой помпой. А вот для воевавших в Донбассе добровольцев никто никаких торжеств не устраивал. В их честь улицы не украшают флагами, и никто из вернувшихся с Донбасса не получил медали за доблесть.
Единственное место, где сохраняется память об их подвигах, – темный подвал в одном из старых домов в центре Петербурга. “Музей воинской доблести Донбасса” (именно так именуется этот подвал) заполнен разнообразными артефактами, которые добровольцы привезли с войны. Пули и артиллерийские снаряды, коллекции значков с гербами различных боевых единиц, фотографии пророссийских пропагандистов (в числе которых обнаружились британский блогер и американский радиоведущий), мемориал убитым боевикам, зловещие позывные которых еще некоторое время назад были известны всем, – их застекленные фотографии развешены по всем стенам.
«Музей воинской доблести Донбасса» в Петербурге
26-летний “Академик”, получивший свое прозвище за умение читать карты, показывает шлем, который он называет “особым” (“Академик” облачен в камуфляж, на правом рукаве красуется надпись: “Мы научим вас вести диалог”). “Внутри этого шлема сохранились мозги украинского нациста”, – с улыбкой объясняет он, воспроизводя все штампы кремлевской пропаганды.
По его словам, музей ведет электронную базу данных бойцов, погибших в Донбассе. Взглянуть на нее он не дал, однако сказал, что в ней свыше трех тысяч фамилий погибших россиян.
На стенах, кроме того, красуются привезенные из Сирии флаги – в том числе и флаг “ИГ”. Их, судя по всему, подарили музею ополченцы, сначала воевавшие на востоке Украины, а потом переместившиеся оттуда в Сирию.
Нервы и безработица
По словам Щинкоренко, большинство добровольцев, которые приходят к “Ветеранам Новороссии”, жалуются на серьезные психологические проблемы. Многие говорят, что война их “изменила”.
“В известной степени мы там и остаемся, на этой войне, – говорит Щинкоренко. – Я пытаюсь понять, действительно ли связанный с войной травматический синдром просто синдром, или это фундаментальное изменение личности”.
Камаев вспоминает бойца, который покончил с собой: “Он вернулся, жил один. Скорее всего, никому не рассказал, что был в Донбассе, не с кем было об этом поговорить”.
“Ветераны Новороссии” – существующие за счет пенсии Камаева и доходов от мелкого бизнеса, совладельцем которого является Щинкоренко (так, по крайней мере, они сами говорят) – хотя бы дают бывшим ополченцам возможность встретиться и обсудить проблемы с трудоустройством.
Денис Щинкоренко на фоне танка на востоке Украины
Российская экономика переживает не лучшие времена, так что вариантов у них немного. Многие признают, что работы с достойной зарплатой не нашли и вынуждены подрабатывать в теневом секторе. Кое-кто добавляет, что единственный вариант заработать – уехать наемником в другие горячие точки. В Сирию, например.
Виталий, как раз в этот момент заглянувший к “Ветеранам Новороссии”, свою фамилию называть не стал, но рассказал, что три года воевал добровольцем на востоке Украины, а потом вернулся домой – с женой, которую встретил в Донецке. Вопросы трудоустройства его тоже очень волнуют. По его словам, многие его знакомые пытаются устроиться на стройках в Москве, некоторые уехали пытать счастья в Керчь, где в данный момент строится мост, который должен соединить Россию с аннексированным полуостровом.
И только самые отчаянные снова едут в Украину.
Символ, пропитанный кровью
Камаев говорит, что сейчас желающих ехать воевать в Донбассе значительно меньше, чем раньше. Общественная поддержка и сбор средств на подобные инициативы уже не те, что три года назад. Те, кто еще мог бы поехать, знают, что риск погибнуть слишком велик, что воевавшие в Донбассе вернулись домой разочарованными и что создать Новороссию им не удалось.
“Новороссия — это символ, пропитанный кровью наших близких друзей”, – говорит Щинкоренко.
То, что боевые действия заморожены и обстрелы стали куда менее интенсивными, отбило желание ехать в Донбасс у тех, кто ищет серьезного боевого опыта. Хотя по данным украинских военных и ОБСЕ число погибших за первое полугодие 2017 года оказалось в два раза больше, чем за тот же период 2016 года.
Услышав вопрос об официальной военной поддержке со стороны России, Камаев поначалу смутился, но потом признал, что, да, ее тоже стало меньше.
Новая битва
Перед “Ветеранами Новороссии” стоит большая цель: они хотят добиться от правительства официального статуса для воевавших в Украине добровольцев. Достичь этого нелегко, но именно от официального признания зависит их будущее.
Пока в этом направлении не сделано практически ничего. Камаев знает, что продавливать эту инициативу именно сейчас нецелесообразно – это равнозначно тому, чтобы требовать от России официально признать свое участие в этой войне. “Чем меньше мы будем просить для себя, тем больше, наверное, государство будет нас уважать”, – говорит он.
Но даже и без признания на официальном уровне российских добровольцев, воевавших в Донбассе, когда-нибудь все равно станут считать героями. Заместитель Камаева Щинкоренко в этом совершенно не сомневается: “Мы хорошие. Все зависит от того, кто окажется у власти и кто напишет учебники истории”.
Источник