Более чем полвека назад отгремели последние залпы второй мировой войны. Возвратились домой миллионы мужчин, изведавших все тяготы, которые когда-либо доставались на долю человека. И много миллионов военных и штатских не вернулись. Они остались на бесчисленных полях сражений, в пепле концлагерных кремационных печей, на суше и на дне нескольких морей. Везде. Сегодня говорят, что не осталось больше тайн и мы знаем все об этой войне. Если мы знаем все, то откуда щемящая тоска, которую чувствуешь, когда звучит гимн Великой Отечественной — «Вставай, страна огромная»? Откуда боль, от которой никуда не деться, когда из-под вороха аляповато-пестрых современных фотографий выглянет пожелтевший уголок военной фотокарточки, где обнявшись стоят погибшие тогда и умершие совсем недавно? И где граница, которая разделяет наш многообразный и динамичный мир и мир, оставшийся за кадром кинохроники тех правдивых и жестоких лет? Нет, последние слово о той войне еще не сказано.
Страшно представить, сколько пришлось пережить каждому воевавшему. Сейчас все чаще и чаще звучат слова, что надо считать героями всех воевавших. А сами они, участники тех событий, более сдержанно оценивают свои действия. Пошли воевать, потому что считали это своим долгом, за честь почитали участвовать в защите Родины. Знали, что если не они, то кто же?! Это позже потомки воздвигли монументы, написали тысячи исторических и художественных произведений. А защитники, уходя на фронт, не говорили громких фраз. Знали только слово «надо». Им пришлось отстаивать само право человека на жизнь, на существование свободы на земле. Мы не вправе забывать их, отстоявших свободу и независимость народов. Но должны не только помнить, а быть достойными их подвига, не допустить повторения, уже современной, войны. Именно об этом мечтали бойцы Великой Отечественной, они мечтали, чтобы та война стала последней. О потерях нашего народа в одной из страшных войн известны следующие цифры: погибло 20 миллионов…, потом говорили о 27, а недавно заговорили о 30 миллионах погибших! Ужасающая цифра!
И вот в эти дни, когда страна готовится отметить свою Великую Победу над самым коварным и жестоким врагом века – фашизмом, нам хочется поведать об подвигах немногих из миллионов солдат Великой Отечественной войны. Слово Героям:
Рядовой взвода ПТР 1075 стрелкового полка 316 стрелковой дивизии Геннадия Васильевича Крупина «На безымянной высоте». Памяти курсантов Барнаульской снайперской школы»:
27 января 1943 года меня призвали в армию. На исходе рабочего дня вручили у станка повестку: явиться в райвоенкомат. Прибыли в район 18 разъезда (сейчас это ст. Ползуново), где в бору располагалась Барнаульская 16 школа снайперской подготовки стрелков. И началась совсем другая жизнь. Военная…
15 октября 1943 года переобмундировали во все новое. После завтрака, всей школой пошли на железнодорожный вокзал. Шел крупный мокрый снег. Без суеты заняли телятники. Эшелон тронулся… Высадились где то в сосновом бору, шли только ночью, и на четвертые сутки добрались до станции Дарница. Входили мы уже в освобожденный Киев. Здесь нас зачислили в 316 дважды Краснознаменную Темрюкскую Стрелковую Дивизию, 1075 Стрелковый Полк. Шли опять только ночью, шли на запад. У деревни Мигалки заняли вторую линию обороны фронта. Ноябрь, мокрый снег вперемешку с землей. Обливаясь потом, роем благодатную украинскую землю, урожай которой так и не был убран. Ночью закрепились на безымянной высоте. Утром осмотрелись: впереди шоссе Киев-Житомир, справа и слева — линия обороны.
— Сибиряки, — зазвенел голос начальника школы перекрывая гул вражеских самолетов.
— Запомните этот день! Отсюда наш путь пойдет до Берлина.
Мы запомнили этот день, но тогда еще не знали, что из семисот курсантов снайперского училища к концу пути в живых останутся единицы. Срок обучения курсантов был сокращен с двух лет до девяти месяцев.
— Ничего, товарищи курсанты, выпускные экзамены будете сдавать на поле боя! — напутствовал подполковник Груздев. Здесь, на этом рубеже, нам и предстояло их сдавать.
Груздев связался поочередно со всеми ротами, затем соединился с артиллеристами. Распоряжения отдавал ровным спокойным голосом. На всю жизнь запомнил я этого замечательного человека, сурового и мужественного воина, возглавлявшего нашу Барнаульскую снайперскую школу.
И вот началось. Гитлеровцы не жалели снарядов. Земля под нами ходила ходуном. Завывание, свист, рев, скрежет, лязг, гром, на головы падали комья земли и камни. От дыма и пыли стало темно. Жаркий смрад не дает дышать. И вдруг все стихло, и сквозь еще не рассеявшийся темно-черный туман мы увидели гитлеровцев. В полный рост, без единого выстрела шли на нас цепи автоматчиков, а на флангах двигались танки. Комиссар Ковалев, покусывая травинку, словно наблюдая за обычным тактическим учением, говорит:
— Психическую затеяли, хотят нахальством взять. Думают, нервы у нас сдадут. Сейчас мы их за ставим поклониться русской матушке земле! За спиной забухали наши пушки. Во вражеских цепях начали рваться снаряды, образуя бреши в рядах атакующих, но те снова смыкались и серо-зеленая волна катилась на нас.
Донесся голос младшего лейтенанта Головко:
— Без команды не стрелять! Прицел — четыре! Целься в грудь! Бить по смотровым щелям танков. Гранаты бросать под гусеницы!
Спокойствие командира передалось и нам. Фашисты уже в ста метрах. Вдруг треснул одиночный выстрел. Это подал сигнал лейтенант. Следом грянул дружный залп. Из за танка выскочил немецкий офицер. Сильно стучит сердце. Плавно, как учили, нажимаю на спуск. Выронив пистолет, фашист упал. Я в каком то оцепенении жду, не поднимется ли он. Лежит на грязной дороге.
— Видал!? — я кричу своему первому номеру Володе Хмелю, но ему не до этого. Справа и слева курсанты укладывают на бруствер гранаты. А Володя из противотанкового ружья стреляет по танку. Но вот ближайший замедлил движение наткнувшись на большой валун. Обходя преграду, машина поворачивается к нам бортом. В тот же момент Володя Куц из Барнаула всаживает ему бронебойную пулю в бок, а потом бьет по гусеницам. Танк закрутился волчком и задымился.
— Перебили зверюге лапу! — кричит Володя Хмель.
— Кончай его!
Из танка долбанули по нам в упор из пушки, мы едва успели спрятаться в траншее. Нас осыпало землей. Только дым рассеялся, Володя выстрелил в бензобак. Мы машем бронебойщику, смеемся от радости. Прицельно бьем по вражеским цепям. Фашисты жмутся к танкам. Уперев автоматы в живот, строчат по нашим окопам.
— Отсекайте пехоту! — кричит подполковник Груздев. Один танк шел прямо к нашему окопу. Володя кинул связку гранат, но не попал. Мы оба упали на дно окопа, а когда танк прошел, закидали его бутылками с горючей смесью. И еще несколько танков подбили бронебойщики. И тогда фашисты не выдержали и попятились назад. Первая атака была отбита.
Наступила тишина. Только потрескивали охваченные огнем колосья пшеницы. Пахло горячим хлебом. Сколько пропадает добра! Упиваться победой некогда. Надо восстанавливать разрушенные окопы, строить новые. Налетели «юнкерсы». Поутюжили наши позиции. И вновь показалась пехота немцев. Еще трижды враг пытался наступать, но к ночи выдохся в конец. И снова восстанавливали окопы, таскали гранаты, цинковые коробки с патронами. Живем! А значит будет новый бой…Поспали около двух часов, не выпуская из рук оружия. Чуть забрезжил рассвет как в траншее появился лейтенант. Уже побрит, в чистой гимнастерке со свежим подворотничком, собрал нас на беседу. Разговор пошел о вчерашнем бое, о наших удачах и промахах.
— Погибнуть в бою — не хитра штука. Уничтожить врага и остаться в живых — вот подлинное военное мастерство. Командир еще не закончил беседу, как противник начал артиллерийскую подготовку. Затем показались фашистские танки, за ними густой цепью — пехота. Наша артиллерия открыла беглый огонь, 45 миллиметровые выдвинулись на прямую наводку. Мы с сомнением поглядывали на них — уж очень маленькие эти «сорокопятки». Вдруг два танка загорелись, а были они еще далеко от нас. Вот так пушки-малышки! Тяжелый выдался день. Мы потеряли счет вражеским атакам. Вечером снова восстанавливали окопы и траншеи. Саперную лопату стали беречь пуще солдатского котелка. Поспать так и не удалось. Противник всю ночь вел артиллерийский огонь. Казалось, каждый клочок нашей обороны был перепахан взрывами снарядов. Отвечала и наша артиллерия. Дымом и пылью заволокло всю низменность.
— Попить бы, — стонал раненый боец.
— Крупин! За водой! — кричит старшина.
Собираю пустые фляги, выползаю из окопа. Еле добрался до ручья. Обратный путь показался еще более длинным. Дополз таща четыре фляги на ремне. А на месте окопа — большая воронка.
— Ну и везет Же тебе, Генка! — смеются бойцы.
— Только ты вылез из своей норы, а в нее снаряд попал, не нашел тебя и от злости взорвался.
Как из под земли выросла медсестра Анна Клименко. Передал фляжки ей, потому что раненым эта вода была нужнее… С правого фланга подошли две «Катюши» и дали «концерт» по немцам.
— Вперед! — крикнул лейтенант, выскакивая из траншеи. Мы бросились за ним. Вдруг впереди упал снаряд и завертелся как волчок. Пошипел, разбрызгивая грязь, и не разорвался. Только поднялись, рядом рванул другой снаряд. Ладонями зажимаю глаза, чувствую липкую кровь… В санчасти мне оказали первую помощь, я стал видеть только правым глазом. Еще с двумя ранеными добрались до фронтового госпиталя… А наши курсанты дошли до Праги, где и встретили так долгожданный нами день Победы.
Герой Советского Союза, генерал-майор авиации, заслуженный военный летчик СССР, военный летчик-испытатель 1 класса Георгий Артурович Баевский
— 12 декабря 1943 года мы вдвоем с напарником, на истребителях Ла-5, вылетели на свободную охоту в район немецкого аэродрома возле города Апостолова на Украине. Моим ведомым был очень сильный летчик нашего полка – Петр Кальсин. При подходе к вражескому аэродрому, а полет выполнялся в очень сложных метеоусловиях, мне удалось обнаружить «Фоккевульф-189», так называемую «раму» – самый неприятный самолет для наших пехотинцев. Появление этого самолета – разведчика и корректировщика – над нашими позициями всегда означало только одно – сразу вслед за этим последует мощный артиллерийский удар или авиационный налет.
Увидев этот самолет, я передал ведомому: «Петя, атакую, прикрывай!» Подхожу к «раме», ближе уж некуда, и открываю огонь! Но в это же самое время немецкий летчик энергично наклонил свой самолет. ФВ-189 имел два фюзеляжа и когда я заходил в атаку, то заходил таким образом, чтобы задний стрелок противника не мог меня видеть – ему мешала балка фюзеляжа. Но тут вдруг немец резко кренит свой самолет, и мы открыли огонь одновременно. Моя очередь была хорошей, прошла по кабине, а высота была метров 100, ФВ-189 накренился и с небольшим углом врезался в землю!
Но его стрелок успел подбить и мой самолет. И я вынужден был садиться рядом со сбитой мною «рамой», примерно в 80–90 км от линии фронта. Машина моя загорелась, да что там загорелась – вспыхнула! И ко всему прочему, тут же отказал двигатель. Одежда на мне горела. Когда сел и открыл фонарь, сильный поток воздуха вырвал пламя из кабины и ударил в лицо. Я кинулся бежать от самолета. Но куда бежать? С одной стороны – хвосты немецких самолетов, это же рядом с их аэродромом было. Оттуда передали «раме», что я атакую, поэтому немец и успел сманеврировать. С другой стороны была колона немецких автомашин, и только где-то вдалеке белели хаты. И я побежал по направлению к хатам. Одежда горела, скинул унты, меховые брюки и продолжал бежать…
И вдруг я услышал рев авиационного двигателя. Сначала подумал, что это немцы – поднимают в воздух свое дежурное звено. Но потом, по звуку, понял, что это наш Ла-5. Смотрю, а это мой товарищ – уже выпустил шасси и хочет сесть рядом со мной. В снег. Но он не видит глубоких борозд в снегу, и, понимая, что он сразу же перевернется, я стал показывать ему знаками: «Уходи!» От его винта уже шли снежные буруны, когда он взмыл вверх. Ну, теперь уже кажется все….
Но товарищ не бросил меня. Увидев, как надо заходить на посадку, чтобы не попасть поперек этих борозд, Петя Кальсин начал новый заход. Для этого ему пришлось пройти над немецким аэродромом, и по нему ударили зенитки! Я подбегаю к приземлившемуся самолету и прыгаю за спину товарища. Он энергично дал обороты двигателю, но машина застряла в снегу, и я понял, что мы не взлетим…
Взлетать не давал снег и центровка самолета, он сразу шел на нос, бил винтом по земле, винт даже погнулся. В хвостовой части самолета был небольшой люк, куда ставили аккумулятор. Содрав ногти, я открыл этот люк, и, просунув туда голову и плечи, пытался раскачать самолет, чтобы он хотя бы сдвинулся с места. Через некоторое время чувствую, что ноги куда-то как бы уходят – мы начали разбег!
Последнее, что я видел, когда садился на своей горящей машине – немцы, часть из которых бежали к сбитой «раме», а часть к моему самолету. И когда я раскачивал самолет Петра Кальсина, то все время думал, как бы немцы не схватили меня за ноги…
Произвели взлет. Я потом пролез ближе к кабине летчика, горючего почти уже не оставалось, шасси, поврежденное немецкими зенитками, не убиралось. На очень маленькой скорости мы все же дотянули до своего аэродрома и сели. Я сильно обгорел. После того, как меня вытащили из самолета, я успел доложить по телефону командиру полка – Дважды Герою Советского Союза Василию Зайцеву – о том, что с нами произошло. Он выехал к нам, но встретиться с ним не удалось – я потерял сознание и очнулся уже в госпитале.
Командующий фронтом Р. Малиновский издал специальный приказ о героическом подвиге летчиков полка, где ставил в пример Петю Кальсина, приказал подготовить на него представление к званию Героя. У Пети Кальсина было тогда на счету 16 сбитых самолетов. Но на второй день моего пребывания в госпитале, я вдруг получил известие, что Петя Кальсин не вернулся с боевого задания… Героя ему так и не дали…
После войны я спрашивал Малиновского, когда он был уже Министром обороны: «Почему моему товарищу не дали Героя?» Малиновский ответил: «Да, это был замечательный подвиг. А почему не дали? Если бы он был сбит, погиб, а он – «не вернулся с задания»…
— Звание Героя Советского Союза я получил 4 февраля 1944 года, имея 17 побед. Воевать начал только с апреля 1943-го, всего сбил 19 самолетов противника, совершил 252 боевых вылета.
— Победу я встречал в Москве, на Красной площади, в строю. Это был сводный полк Героев Советского Союза Первого Украинского фронта. От нашего полка было два человека – Дважды Герой Советского Союза Виталий Попков и я.
Герой Советского Союза, ефрейтор, родился 5 января 1925 года. Начал воевать в партизанском отряде Николай Иванович Сечкин
— В 1942 году наша Курская область была частично оккупирована фашистами. Выбрали старосту, как и везде, и староста начал по приказу немцев забирать молодежь. Или в Германию или в полицию. Но мы ни туда, ни туда не хотели. Это одно и тоже, что служить на стороне германской армии. Поэтому мы, трое ребят, собрались и пошли в Брянский лес. Пришли в отряд Ковпака, но Ковпак говорит: «Я понимаю, вам деваться некуда, не хотите ни в Германию, ни в полицию. Но все-таки вам надо вернуться домой, и придти к нам с оружием в руках». Ну, и мы, конечно, вернулись домой.
… Через некоторое время мы опять пришли к Ковпаку – у каждого по две винтовки и гранаты с деревянными ручками. Говорит: «Молодцы, запишу вас в разведку». Подучили минировать, разминировать, дали винтовку с глушителем – снимать немецкие посты. Часто нас посылали в разведку и на дороги, подрывать мосты и эшелоны. А потом, частично, наш отряд соединился с регулярными частями Красной Армии, и я стал рядовым 865 стрелкового полка 193 стрелковой дивизии. Я узнал, что деревня моя сожжена, и много стариков и детей убито. Особенно свирепствовали мадьяры – они были очень жестокие, добровольцы, воевали за деньги.
…Мы стояли тогда в обороне под Севском, а потом пошли в наступление на Новгород-Северский. К тому времени я подучился на снайпера и под Севском открыл свой боевой счет. Вообще, снайпер должен действовать с напарником. А я вылез как-то один, залег в окопчик и наблюдаю. Смотрю – идет немецкий офицер с девушкой. Я выстрелил, офицер сразу же упал, а девушка закричала. Немцы открыли огонь. Отлежавшись в окопчике, я вернулся к своим и доложил начальнику, что убил офицера. А он мне: «Я тебе не верю». Мне обидно стало, первый раз и не поверили, надо было с напарником идти! На другой день, рано утром, вижу – метрах в пятистах немец копает окоп и выбрасывает землю. Я подозвал командира, который не записал мне офицера: «Скорее, скорей!». «Что скорей?». «Смотрите! Сейчас вылезет немец, будет землю разбрасывать». «Давай, давай стреляй быстрее!». И в бинокль наблюдает. Я прицелился, выстрелил, немец упал. «О, – говорит командир, – ты молодец, меткий стрелок, пожалуй, вчерашнего офицера я тебе тоже запишу».
Взяли Новгород-Северск и пошли дальше. Дошли до реки Сож. И вот здесь мне пришлось с небольшой группой форсировать речку… Пошел туда, откуда стрелял немецкий пулемет. Там было четверо немцев, одного я убил из пистолета, а один стал просить, чтоб не убивал, взял в плен, двое киндер, мол. Жалко мне его стало, привожу его к командиру, так вот и так – взял в плен.
«Зачем он нужен, ну и что я буду делать с твоим пленным, ты же видишь – немцы кругом!», – говорит командир. Я отвечаю: «Не могу я пленного расстреливать». Он тогда вызвал связиста. «Расстрелять, – говорит, – немца надо». А через некоторое время послал меня вместо связиста по кабелю, который шел к штрафникам. Связь эта внезапно оборвалась, а посланные по кабелю связисты назад не вернулись. «Придется тебя посылать», – говорит командир. Я пополз вдоль кабеля и скоро, метрах в 30 впереди, увидел наших убитых связистов. Я сразу отполз в сторону и замаскировался – почувствовал что связисты убиты немецким снайпером. Стал тихонько приподнимать каску. Выстрел! По вспышке заметил, что снайпер сидит на елке. Далеко, метров 600-700. Я выстрелил два раза и опять проверяю каской и чувствую, что немец убит. Наладил связь и вернулся.
За бои на этом плацдарме, за форсирование реки Сож меня представили к званию Героя. Но не дали. Дали медаль «За отвагу». А списки эти, геройские, разбомбило вместе со штабом полка…
— Дальше, после Сожа, мы пошли в наступление, и дошли до Днепра в Белоруссии. И здесь командующий фронтом Рокоссовский приехал в нашу дивизию и сказал, что нужен человек, который первым переправится на тот берег и водрузит там знамя. Я вызвался. «Раз ты первый вызвался – подбирай себе людей», – говорит Рокоссовский. Я взял автоматчиков, и после артиллерийской и авиационной подготовки, мы, впятером, спустили на воду резиновую лодку и поплыли. Когда до противоположного берега оставалось 20 метров, лодка была пробита, но берег был уже рядом. Мы кинулись к немецким окопам, забрасывая их гранатами, и вступили там в рукопашный бой. Двое наших ребят погибли, а мы, уже втроем, кинулись дальше… Потом Рокоссовский поздравил меня с присвоением звания Героя. А саму Золотую Звезду мне вручал М.И. Калинин.
Великая Отечественная война породила массовый героизм защитников родной земли. Среди множества ее беззаветных героев — всемирно известные капитан-летчик Н.Ф. Гастелло и рядовой-пехотинец А.М. Матросов, совершившие свои беспримерные подвиги, заведомо идя на смерть.
В Белоруссии 26 июня 1941 года командир эскадрильи 207-го дальнебомбардировочного авиаполка капитан Николай Францевич Гастелло 1908 года рождения направил пораженный зенитным снарядом и загоревшийся самолет на скопление танков, бензозаправщиков и других автомашин фашистов, взорвавшись вместе с ними.
27 февраля 1943 года в бою у деревни Чернушки Псковской области рядовой пехоты Александр Матвеевич Матросов 1924 года рождения закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота, поливавшего его боевых товарищей пулеметным огнем…
Долго считалось, что и Гастелло, и Матросов первыми совершили такие подвиги. Но кропотливое изучение документов военной поры выявило, что и у Николая Гастелло, и у Александра Матросова были не только последователи, но и предшественники.
Из архивных документов известно, что 22 июня 1941 года на западной границе Советского Союза командир звена 62-го истребительного авиаполка старший лейтенант П.С. Чиркин направил свой горящий самолет в скопление немецких танков. На второй день после гибели Гастелло, т.е. 27 июня 1941 года, командир 21-го бомбардировочного авиазвена лейтенант Д.С. Тарасов в Львовской области поразил своей горящей машиной мотоколонну захватчиков. 29 июня 1941 года на территории Белоруссии взорвал свой бомбардировщик в большой танковой колонне фашистов заместитель командира эскадрильи 128-го бомбардировочного авиаполка старший лейтенант И.З. Пресайзен. 4 июля 1941 года таранил своим горящим самолетом немецкие танки капитан Л.В. Михайлов. Описаны случаи, когда в одном боевом вылете бомбардировочной группы совершалось по два воздушно-наземных огненных тарана.
В одном из политдонесений от 5 июля 1941 года сообщалось:
«…Сегодня экипажи совершили коллективный подвиг при нанесении удара по переправе в районе г. Борисова. Ведущий звена старший лейтенант С.Карымов по радио дал лейтенанту Н. Булыгину команду покинуть горящий бомбардировщик. Булыгин ответил ведущему: «Идем на таран» — и направил свою машину на переправу. А через несколько минут по примеру Булыгина второй экипаж этого же 53-го дальнебомбардировочного авиаполка под командованием капитана А.С. Ковальца врезался в колонну гитлеровских танков, выходящих из Борисова».
Воздушно-наземные огненные тараны совершали авиаторы и на других этапах Великой Отечественной войны: при обороне Москвы и Ленинграда, в битвах на Волге и на Курской дуге, при освобождении стран Восточной Европы от немецко-фашистских захватчиков и в сражениях с японскими милитаристами.
В исключительно редких случаях летчики, совершившие огненный таран, не погибали. Так, 24 августа 1941 года командир звена 74-го штурмового авиаполка лейтенант С.И. Колдыбин таранил своим подбитым и загоревшимся самолетом переправу противника через Днепр. При этом взрывной волной он был выброшен из разбитой машины и остался жив; контуженный и потерявший сознание, попал в плен, прошел лагеря, а после войны был награжден за свой подвиг орденом Ленина. После огненного тарана остались в живых только 6 летчиков. В списках воинов, совершивших огненный таран, более 200 человек. 50 из них присвоено звание Героя Советского Союза, остальные награждены различными правительственными наградами.
Документы военных архивов свидетельствуют, что первым закрыл своим телом вражеский пулемет 24 августа 1941 года политрук танковой роты А.К. Панкратов, что его подвиг повторили в 1941 году — 5, в 1942 — 31, в 1943 — до Матросова — 8 человек, т.е. у Матросова было 45 предшественников. До конца 1943 года подвиг Матросова повторили еще 38 советских воинов, в 1944 году — 87, а в 1945 году — в боях с немецко-фашистскими захватчиками и японскими милитаристами — 46.
В тылу врага подвиг Панкратова-Матросова совершили партизаны Римма Шершнева и Михаил Белуш. Летом 1944 года погиб, закрыв своим телом вражеский пулемет, гражданин Советского Союза Георгий Колозян, сражавшийся с фашистами в Италии, в составе партизанской бригады.
Известны случаи, когда под впечатлением только что совершенного одного подвига в том же бою совершался и второй, и третий… Так, в одном из сражений с фашистами закрыли собой действующие пулеметные амбразуры врага сержант Иван Герасименко, рядовые Александр Красилов и Леонтий Черемнов. Групповые подвиги совершили принявшие на себя огонь вражеских пулеметов советские воины П.Л. Гутченко и А.Л. Пекальчук, И.Г. Войлоков и А.Д. Строков, Н.П. Жуйков и Ф.Н. Мазилин, Н.А. Вилков и П.И. Ильичев.
Лишь иногда совершившие подвиг Панкратова-Матросова не погибали. В живых оставались считанные единицы: А.А. Удодов, Р.Х. Райз, В.П. Майборский, Л.В. Кондратьев.
Всего за годы Великой Отечественной войны совершено (как известно на сегодня) 215 подвигов Панкратова-Матросова. 134 совершившим их воинам присвоено звание Героя Советского Союза. Подвиги Николая Гастелло и Александра Матросова, их предшественников и последователей, самоотверженных защитников родной страны, нашей советской Родины, бессмертны.
Рядами строк посмертных списков,
Навечно выбывших солдат.
По всей России обелиски
Живым сегодня говорят:
«В нетленной памяти народа,
Пусть не забудется она.
Почти четыре долгих года,
В себя вобравшая война!»
Она запомнилась наверно,
Всем людям, меченым войной.
Не только летом в сорок первом,
И той, победною весной.
Четыре года – срок не малый!
Но для войны он и не в счёт.
Она другую меру знала,
Другой для времени отсчёт.
Да что там дни, часы, недели,
Секунды кратные вдвойне.
Когда в мгновения сидели,
И гибли люди на войне!
Закончим словами писателя В.Астафьева: «Когда за нами захлопнется дверь и тихо станет на земле, почаще вспоминайте: это мы, недоучившиеся, не успевшие изведать любви, не познавшие многих радостей в жизни, вытерпевшие такую неслыханную боль, такое неслыханное страдание принесли мир на землю, уберегли её от кровожадных безумцев, и стране подарили такую продолжительную безвоенную паузу, какой она, кажется, не знала за всю свою лохматую и кровавую историю. На благодарность не рассчитываем, но на справедливую честную память мы, битые войной и мятые послевоенной жизнью солдаты, надеяться имеем право. Хотя бы ее-то мы заслужили».
Ветераны Великой Отечественной войны заслужили своим ратным подвигом право на справедливую и честную память. Очень хотелось бы, чтобы каждый из нас мог сказать всем, кто воевал: «Мы – помним! Мы – гордимся! Поклон вам до земли!»
Источник тут и тут