Часть первая: Просто вышло так, что я оказался меж двух групп людей. Как-то один мой близкий товарищ за непринуждённой беседой в московском кафе бросил, что хочет с некоторыми своими компаньонами поучаствовать в помощи ополчению юго-восточной Украины. По идейным соображениям. И изъявил готовность выделить этому некоторые средства. Я бы уже, наверное, позабыл об этом разговоре, но через неделю в поле моего общения появился другой давний приятель, поддерживающий регулярную связь с одним из раненых бойцов армии ДНР, что находился теперь в ростовском госпитале. Передо мной оказались два кусочка пазла одной картинки, которые точно подходили друг другу. Я вертел их в руках несколько дней, прикидывая и взвешивая свою возможную теперь роль. Кажется, мне представилась возможность лично коснуться этой гражданской войны, укрытой сегодня от обывателя десятком слоёв разносторонней пропаганды, и, возможно, отснять хорошие фотоматериалы.
Непослушные здравомыслию пальцы моих рук, не дожидаясь трезвого и обдуманного решения, сомкнули две детальки мозаики воедино, и пообещали открыть маленький фрагмент этой непонятной человеческой бойни, что разворачивалась на юго-востоке соседней страны вот уже несколько месяцев.
Организовав из Москвы транспортную доставку собранного нами груза, мы с приятелем сели на самолёт и вылетели в Ростов. На следующий день встретили там коробки, докупили необходимую мелочёвку в одном из местных магазинов, одели меня по форме в камуфляж, и уже в ночь вместе с встретившим нас командиром роты я выдвинулся на машине в пограничный российский Донецк, расположенный в ста семидесяти километрах от города. Мой же приятель в силу своей занятости вынужден был вернуться в столицу.
Ехали около двух с половиной часов. Дорогой много говорили об этой войне, я задавал кучу вопросов, некоторые из которых оказались для моего собеседника не слишком удобными. Тем не менее, получил такой поток новой, неведомой мне доселе информации, что к моменту нашего приезда в Донецк окончательно потерялся в своих представлениях о происходящем. Кажется, в общении с этим человеком я должен был продвинуться в понимании анатомии украинской гражданской войны хотя бы на одну-две ступени вперёд, но если это и произошло, то лишь в ключе известного афоризма Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю, но теперь я знаю хотя бы это».
В Донецке мы приехали на одну перевалочную квартиру, где находились несколько ополченцев и беженцев из Краматорска. Хата, разумеется, страшная, ободранная, с неработающими сортиром и раковиной, газовой плиткой на кухне, и застилающими полы комнат надувными матрацами. Большинство людей останавливались здесь недолго, но часто, организовывая снабжение своей группы на юго-востоке Украины необходимой провизией, медикаментами и оперативной информацией, поступающей из России. В этой квартире можно было переждать ночь, чтобы ранним утром выдвинуться в сторону базы с бойцами, расположенную уже по другую сторону границы.
Мух в квартире было столько, что они не смогли уместиться на двух клейких лентах, и назойливо летали по всем помещениям.
Одеяла, конечно, премилые.
Среди присутствующих здесь парубков был мой тридцатилетний почти ровестник, который неделю назад прибыл с Урала, и всё это время ждал, чтобы проситься к предводителю роты в отряд воевать за автономию Донбасса. Исключительно в силу моральных своих убеждений — и в том у меня не оставалось никаких сомнений: одного открытого, отрешённого взгляда этого парня было достаточно, чтобы безоговорочно уверовать ему без всяких слов и разъяснений. Худющий как трость, с острыми чертами слегка осунувшегося своего лица, он выглядел совсем юнцом, а с появлением командира вскочил на выправку, и, кажется, став ещё длиннее, ожидал, когда его представят. Обсудив с моим спутником текущее положение дел и насущные вопросы, ребята, наконец, спросили своего лидера за Павла. Тот выслушал их, недоверчиво оглядел с ног до головы вытянувшегося теперь, точно корабельная мачта, парнягу, и буркнул:
— Да, я его даже не знаю. Откуда он взялся хоть?
— Кэп, пацан отличный! Воевать умеет. В Чечне два года служил снайпером. Возьми его, он нормальный, ровный.
— Ладно. Подумаю.
Паша скорее переоделся из висящих на заднице неуклюжим кулем чёрных джинсов в камуфлированную форму, сменил домашние шлёпанцы на военные берцы, сел на табурет в кухне, и не вставал оттуда до самого утра, ожидая положительного в свой адрес решения. Остальные пацаны улеглись спать, а командир заночевал в своей машине на водительском сидении.
Утром следующего дня погрузились в составе четырёх человек в два легковых автомобиля, и поехали окольной дорогой в сторону Украины. Паша был с нами. На границе, о которой я мог лишь догадываться по причине отсутствия всякого ограждения и, тем более, поста, нас ждал проводник, за некоторую мзду всегда сопровождавший на этом участке нелегальную переправу бойцов ополчения, и готовый отмазать их в случае появления пограничников.
Проводник двигался на своём мопеде впереди, поднимая за собой на грунтовой дороге облако пыли.
Несколько километров спустя он оставил нас, и повернул назад: мы уже находились на территории соседней страны, и теперь могли самостоятельно ехать дальше. Парни во второй машине достали из багажника автоматы, и, уложив их каждый возле себя на сидении, продолжили движение.
— А у тебя ствол есть?— спросил я командира, сидящего рядом со мной, и наблюдавшего за ними через лобовое стекло.
Тот молча достал из барсетки, лежавшей по правую его руку, гранату, а затем сунул обратно.
Скоро прибыли на промежуточную базу, где кэп попросил меня ничего не снимать. Однако спустя минут двадцать другой командир, заправлявший отрядом, на территорию которого мы прибыли, узнав, кто я и зачем здесь, вдруг сам предложил мне:
— Миш, ты можешь пофотографировать здесь, если хочешь. Только не бери в кадр вон те объекты, чтобы не было привязки к местности. И ребят моих не снимай. По крайней мере лица нельзя.
Я поблагодарил, и, довольный, расчехлил свою камеру.
Бойцы спешно прикрыли картонками номера стоящего тут же БТР.
Машина изнутри.
Воины ополчения жили внутри в крайне аскетичных условиях, но в то же время имели в своём арсенале завидный набор оружия.
Один из парней предложил пострелять по пустым пивным банкам из бесшумного пистолета ПБ. Вышло это у меня, надо сказать, не важно: почти все выстрелы прошли мимо.
Рука не моя.
Этот же ствол в разобранном состоянии.
Потом тот же боец подарил мне бронежилет четвёртого класса защиты.
— Эй, а чего это ты мой жилет даришь? Свой дари!— шутливо возмутился другой.
— Свой мне самому нужен, а у тебя всё равно два.
— Блин, я только вчера его вычистил.
Жилет в качестве трофея я забрал потом с собой в Москву.
Все ребята были профессиональными наёмниками из России, для каждого из которых эта бойня была уже не первой. Расположенный ко мне даритель чужого жилета и вовсе насчитывал здесь пятую свою войну:
— Я воевал обе чеченские, потом в Абхазии… Ну, там это всего четыре дня длилось, но я участвовал. А ты же в Сирии был, да?
— Ну, да, в мае ездил туда снимать.
— А про славянский полк слышал там?
— Неа.
— Ну! Это же один из самых известных полков там был! Мы ж навели такую шумиху, что ты! Человек семьсот разгромили, а нас всего сорок что ли было… Да, сколько нас там было?— обратился он к другому бойцу, стоявшему рядом.
— Ну, что-то около того,— подтвердил тот, и, улыбаясь, обратился уже ко мне,— Мы ж тут почти все уже раньше где-нибудь виделись. Ты знаешь, во всех странах воюют практически одни и те же люди, столько знакомых каждый раз встречаешь!
Этому наёмнику, побывавшему уже в пяти войнах, тридцать семь лет. Не знаю, насколько верна моя информация, но каждый из этих ребят зарабатывает здесь по шестьдесят тысяч рублей в неделю.
Потом в рамках частной экскурсии меня отвезли к стоящим невдалеке разбитым в бою автомобилям Урал.
Всю технику украинской армии легко отличить по двум характерным белым полосам.
Удар гаубицы оставил после себя огромную воронку и вырванное с корнями дерево.
После того, как командиры порешали свои вопросы, мы отправились дальше уже на ту базу, где мне предстояло поселиться на несколько дней с другим отрядом.
На машины повесили украинские номера, чтобы не привлекать лишнее внимание.
Первый блокпост ополчения.
На базе нас встретили человек пятнадцать парней в возрасте от двадцати до пятидесяти лет. Каждый поочерёдно представился нам с Пашей, называя вместо имени свой позывной. Приезд кэпа всех здорово обрадовал: его ждали уже несколько дней. Сразу стали выгружать из салонов коробки с провиантом, оружием и устройствами связи.
А через полчаса командир вручил мне вдруг оружие:
— Это будет твой личный автомат, пока ты здесь. Стрелять умеешь?
— Ммм.., нет,— растерялся я,— Из СВД в тире иногда стреляю. А из Калашникова не приходилось.
— Ну, ничего, съездим на полигон с тобой. Всё просто: смотри. Сейчас автомат стоит на предохранителе. Если перевести его в среднее положение, он будет стрелять одиночными выстрелами. А в самом нижнем — очередью. Затвор оттягиваешь на себя и отпускаешь, резко бросая.
— Окей.
С этими бойцами мне предстояло провести всю следующую неделю.
Продолжение —> Часть вторая