Публикуем письмо Ильдара Дадина жене Анастасии Зотовой, в котором он сообщает о пытках в сегежской колонии ИК-7, организованных начальством. ФСИН подтвердила применение силы к заключенному. Дадин — первый из осужденных по статье «неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга» (212.1 УК). К уголовной ответственности его привлекли за задержания на одиночных пикетах.
Письмо записано 31 октября 2016 года адвокатом Алексеем Липцером со слов Дадина:
Настя! Если решишь опубликовать информацию о происходящем со мной, то попробуй распространить ее как можно более широко. Это увеличит шансы на то, что я останусь жив. Знай, что в колонии ИК-7 действует целая мафия, в которой участвует вся администрация учреждения: начальник колонии — майор внутренней службы Коссиев Сергей Леонидович и абсолютное большинство сотрудников колонии, включая врачей.
С самого прибытия в колонию 10 сентября 2016 года у меня сразу отобрали практически все вещи и подкинули два лезвия, а затем при обыске «нашли» их. Здесь это повсеместная практика — применяется для того, чтобы обязательно посадить вновь прибывших в ШИЗО, чтобы они сразу поняли, в какой ад попали. В штрафной изолятор меня отправили без всяких постановлений, но при этом отобрали все вещи, включая мыло, зубную щетку, зубную пасту и даже туалетную бумагу. В ответ на эти незаконные действия я объявил голодовку.
11 сентября 2016 года ко мне пришел начальник колонии Коссиев с тремя сотрудниками. Они вместе начали меня избивать. Всего избивали за этот день четыре раза, по 10–12 человек одновременно, били ногами. После третьего избиения опустили голову в унитаз прямо в камере ШИЗО.
12 сентября 2016 года пришли сотрудники, сковали мне руки за спиной и подвесили за наручники. Такое подвешивание причиняет страшную боль в запястьях, кроме того, выкручиваются локтевые суставы, и чувствуешь дикую боль в спине. Так я висел полчаса. Потом сняли с меня трусы и сказали, что сейчас приведут другого заключенного и он меня изнасилует, если я не соглашусь прекратить голодовку. После этого — привели к Коссиеву в его кабинет, где он в присутствии других сотрудников сказал: «Тебя еще мало били. Если я отдам распоряжение сотрудникам, тебя будут избивать гораздо сильнее. Попробуешь пожаловаться — тебя убьют и закопают за забором». Потом избивали регулярно, по несколько раз в день. Постоянные избиения, издевательства, унижения, оскорбления, невыносимые условия содержания — все это происходит и с другими заключенными.
Все дальнейшие взыскания и выдворения в ШИЗО были сфабрикованы и основаны на откровенной лжи. Все видеозаписи, на которых мне объявляли взыскания, — постановочные: перед тем как их снимать, мне говорили, как себя вести и что делать — не спорить, не возражать, смотреть в пол. Иначе говорили, что убьют и никто об этом не узнает, потому что никто даже не в курсе, где я нахожусь. Я не могу отправлять письма, минуя администрацию, а администрация обещала меня убить в случае, если я буду писать жалобы. Настя, в моем первом письме из ИК-7 я писал тебе про ЕСПЧ, чтобы обойти цензуру и дать хоть малейший намек о том, что у меня не все в порядке и мне требуется помощь (ни одно из писем Ильдара из колонии мне не пришло — прим. Анастасии Зотовой).
Я прошу тебя опубликовать это письмо, поскольку в этой колонии настоящая информационная блокада — и я не вижу других возможностей ее прорвать. Я не прошу меня отсюда вытаскивать и переводить в другую колонию: я неоднократно видел и слышал, как избивают других осужденных, поэтому совесть не позволит мне отсюда бежать — я собираюсь бороться, чтобы помочь остальным. Я не боюсь смерти и больше всего боюсь не выдержать пыток и сдаться.
Если в России еще не уничтожен «Комитет против пыток», я прошу их помочь в обеспечении права на жизнь и безопасность для меня и других заключенных. Я прошу предать гласности информацию о том, что майор Коссиев напрямую угрожает убийством за попытки жаловаться на происходящее. Я буду рад, если ты найдешь адвоката, который сможет постоянно находиться в Сегеже и оказывать юридическую поддержку.
Время играет против меня. Видеозаписи с камер наблюдения доказали бы и пытки, и избиения, но на то, что они сохранились, остается все меньше и меньше шансов. Если меня сейчас снова подвергнут пыткам, избиениям и изнасилованиям, я вряд ли продержусь больше недели. В случае моей внезапной скорой смерти тебе могут сказать, что причиной тому стало самоубийство, несчастный случай, выстрел при попытке побега или драка с другим заключенным, но это будет ложью, это будет спланированное администрацией убийство с целью убрать свидетеля и жертву пыток.
Люблю тебя и надеюсь когда-нибудь увидеть. Твой Ильдар
Пытки Ильдара Дадина в колонии: Реакции
В конце октября Ильдар Дадин, первый в России осужденный за неоднократные нарушения правил проведения массовых мероприятий, передал на волю письмо, в котором рассказал о пытках сотрудниками ФСИН. По словам Дадина, его избивали, подвешивали на наручниках, обмакивали головой в унитаз, угрожали убийством. Мы собрали первую реакцию на письмо его семьи, адвоката, правозащитников и представителей ФСИН.
Анастасия Зотова, жена Ильдара Дадина
Первое, что я сделала, прочитав письмо, — позвонила омбудсмену Татьяне Москальковой. Это был ее личный телефон. Она сразу взяла трубку и с большим участием отнеслась к тому, что я ей сказала. Сказала, что если такие нарушения действительно имеют место, то это недопустимо, что нужно все проверять.
Я сейчас в жутчайшей панике, с утра начала звонить всем. Я написала обращение в ОНК Карелии, я уже туда писала, но они не очень-то реагировали. По личным контактам сотрудники ОНК передали мне, что они очень редко ездят в колонию в Сегеже, потому что она очень далеко. Пишу обращение в интернет-приемную ФСИН. Я буду звонить и писать всем, чтобы как-то привлечь внимание к этому.
Я надеюсь каким-то образом расследовать это дело, возможно, возбудить дело против начальника этой колонии. И я попросила ФСИН перевести Ильдара в другую колонию, потому что я очень переживаю за его безопасность. Для него самое главное — это защитить других людей, защитить права человека, он готов ради этого пожертвовать собой, только я на такое не готова. Я хочу защитить его и готова это делать любым возможным способом.
Алексей Липцер, адвокат Ильдара Дадина
Мы хотим, чтобы на эту ситуацию обратила внимание общественность. И в отношении Ильдара, и в отношении других осужденных — он говорит, что это массово применяется в колонии. Мы планируем искать адвоката, который будет постоянно находиться при нем в Сегеже, будет к нему ежедневно заходить в колонию. Будем обращаться во все общественные организации, в Совет по правам человека, в ОНК и все [другие организации], кто еще сможет обеспечить контроль и проверку.
До момента моего посещения колонии мы не были в курсе, что там происходит. Мы знали только, что к нему были применены взыскания неоднократно, в какой-то момент он находился в ШИЗО, в связи с чем его жена не смогла попасть к нему на свидание. К нему отправляли уже адвоката, чтобы узнать, как там ситуация, но тому адвокату он ничего не сказал — как он мне потом пояснил, он не был в нем уверен и не доверял ему.
Прошло уже довольно много времени, больше месяца, поэтому следов уже не осталось, только небольшие ссадины на запястьях.
За полтора месяца, что он там находится, к нему пока никто из общественных организаций не приходил.
Ильдар сказал, что не хочет добиваться перевода в другую колонию, не хочет оттуда убегать. Не хочет бросать других осужденных.
Свое письмо он мне писал на отдельном листе бумаги, а я потом переписывал себе. Вслух он не хотел говорить, потому что боялся, что нас могут прослушивать и прервать свидание. Передать письмо напрямую он мне не мог. Администрация считает, что все письма должны проходить через нее. Но частное общение с адвокатом — конфиденциально, поэтому у нас все на законных основаниях происходило.
Кристина Белоусова, начальник пресс-бюро ФСИН России
Мы проводим проверку по факту этой публикации. Со ФСИН по Карелии мы, естественно, уже связались. Кто подтверждал факт применения физической силы, не знаю («Новая газета» сообщила, что ФСИН Карелии подтвердила применение силы к Дадину — прим. Ред.).
Виталий Фефелов, начальник пресс-службы УФСИН по Карелии
Мы проводим проверку по фактам, указанным в письме Ильдара Дадина, по результатам проверки представим официальный комментарий. Думаю, что завтра. Факт [того, что ФСИН Карелии в разговоре с «Новой газетой» подтвердила применение физической силы к Дадину] не могу прокомментировать. Нужно провести проверку, посмотреть, что да как, чтобы уже представить нормальные данные, согласованные.
На вопрос, подтверждал ли сам Фефелов применение физической силы к Дадину «Новой газете», он ответил: «Нет». Предположений о том, кто мог дать такое подтверждение, Фефелов делать не стал.
Александр Шарапов, уполномоченный по правам человека в Республике Карелия
Мы отправили письменное обращение прокурору Республики Карелия с информацией, которая есть в интернете, поговорили с ним. В ИК-7 сейчас находится представитель прокуратуры, завтра выезжает наш представитель и представители ОНК (общественно-наблюдательной комиссии) и УФСИН по Карелии, будем разбираться целый день. По нашей информации, начальник УФСИН уже находится там.
Со мной связывалась [уполномоченная по правам человека в РФ Татьяна] Москалькова, мы с ней говорили; я ее проинформировал, что мы предприняли сегодня и что будем делать завтра.
Татьяна Москалькова заявила, что написала запрос прокурору Карелии по поводу письма Дадина; 1 ноября она была недоступна для комментариев.
Александр Рузанов, председатель ОНК в Республике Карелия
16 октября я получил письмо от супруги Дадина: «Прошу вас проверить законность помещения в ШИЗО (штрафной изолятор — прим. Ред.) моего супруга, который отбывает наказание в Сегеже. Он был этапирован в Карелию в сентябре 2016 года. С этого момента мне не удавалось с ним связаться. 16 октября я прибыла в колонию, чтобы получить свидание, однако мне отказались его предоставить, мотивировав это тем, что мой муж находится в штрафном изоляторе. Почему произошло помещение в ШИЗО, мне несколько суток пояснять отказались. Однако добавили, что он переведен в строгие условия содержания. Прошу вас оказать поддержку и разобраться в ситуации».
Сегодня я получаю письмо от нее же: «Уважаемые сотрудники ОНК, вот уже месяц с лишним я прошу вас посетить колонию № 7, где находится в заключении мой муж. В данной колонии при вашем попустительстве происходят пытки, избиения заключенных, которым угрожают более серьезными истязаниями и смертью в случае жалоб. Пытки и избиения покрывает, участвуя в них, начальник колонии, убежденный садист, достойный палачей нацистской Германии…» — и так далее в том же духе.
Получается, что сначала человек просит меня сделать одно, а через две недели уже обвиняет в совершенно другом. Это ложь! И сейчас я читаю третье письмо, и у меня возникают большие сомнения в его правдивости. Две недели назад меня попросили проверить правильность его наказания, а вдруг оказывается, что меня чуть ли не полгода просят посетить и разобраться. Это разные вещи.
Не понимаю, при чем тут мы? Нас нельзя обвинять в бездействии. Разбирайтесь там у себя, что происходит. Если я вижу вранье в письмах его жены, как я могу относиться к письму самого Дадина? Наверное, он единственный, с кем произошло то, что он описывает, — я только так могу это объяснить.
Сложность с посещением колонии с нашей стороны заключается в том, что мы можем ездить в эти учреждения только вдвоем. Данная колония находится от нас в 300 километрах. Чтобы туда поехать и сделать проверку, нужны минимум сутки. Состыковать рабочий график двух представителей ОНК часто бывает довольно трудно. Поэтому близлежащие колонии мы посещаем регулярно, а вот дальние — это уже проблема.
Не скрою, лет восемь-десять назад данная колония была не на хорошем счету. Но тогда был другой начальник. При новом начальнике, который работает там уже третий год, ситуация поменялась в корне.
Я сейчас обзвоню всех членов нашей ОНК, чтобы они выкроили завтра время, чтобы приехать туда, посмотреть ему [Дадину] в глаза и спросить: что произошло? Чтобы он рассказал, действительно ли такое происходит — и если да, то чтобы назвал фамилии тех людей, чтобы у прокуратуры они были.
Обычно, если нам нужно провести проверку по какому-то делу, мы опрашиваем 10–15 человек и сопоставляем все факты. По возможности мы также опрашиваем сотрудников ФСИН, на основании собранных сведений мы делаем рекомендации прокуратуре или начальнику учреждения.
Игорь Каляпин, председатель «Комитета по предотвращению пыток»
Я как член президентского совета по правам человека отправил [председателю совета Михаилу] Федотову предложение направить в ИК-7 группу, в состав которой я готов войти. То, что сообщил Дадин, нужно тщательно проверять.
В колонии вряд ли будут отрицать применение силы, но будут говорить, что для этого были законные основания — сопротивлялся, оскорблял, не выполнял законные требования.
Сейчас нужно собрать доказательства — проверить записи с видеорегистраторов и рапорты сотрудников, посмотреть, какие основания были для помещения в ШИЗО и применения физической силы. Если Федотов быстро решит вопрос, мы еще успеем эти доказательства собрать.
Если же записи стерли — это тоже доказательство. Все контакты с осужденным, тем более конфликтные, обязательно производятся только при включенном видеорегистраторе. Это требование руководства ФСИН, и, насколько я знаю, позиция [директора ФСИН Геннадия] Корниенко по этому поводу очень жесткая. Ситуацию, когда применение силы было, а записей нет, Корниенко рассматривает как доказательство вины своих сотрудников.