18 июня 2019 Facebook объявил миру о том, что соцсеть запускает собственную внутреннюю валюту c постмодернистским названием — Libra. С одной стороны, Libra (лат. «весы-балансир») — это древнеримская мера веса, аналог фунта, — явная отсылка к Gram, валюте мессенджера Telegram, о создании которой ее основатель Павел Дуров объявил полтора года назад и уже собрал на это $1,7 млрд. С другой стороны, Libra — это Весы зодиакальные, намек на Gemini (зодиакальные Близнецы), криптовалютную биржу братьев Винклвоссов. Братья годами судились с Цукербергом, обвиняя его в том, что он украл у них идею Facebook. Теперь соцсети их не интересуют — близнецы успешно сублимировали свою фрустрацию, став миллиардерами за счет инвестиций в биткойн.
В ответ на новость о Libra парламент самой демократической страны мира, окрыленный перспективой получить валюту с пользовательской базой размером с христианское население планеты, письменно запретил команде Facebook «вести разработки» (то есть просто думать) в этом направлении. «Притормозите, мы не успеваем разобраться во всем как следует и понять, как это получше запретить навсегда», — писали сетевые комментаторы.
Почему государства беспокоятся?
У Дурова наполеоновские планы по превращению мессенджера Telegram в поваренную книгу криптоанархиста: кроме платежной системы там будет свой хостинг, анонимайзер, простая система адресов — все зашифрованное, распределенное и неуловимое. Готовый набор «Свергни сам», полностью неуправляемый, с 200 млн потенциальных пользователей и $1,7 млрд инвестиций, из которых существенная доля — не от респектабельных компаний с Wall Street, а от темных личностей из Азии. На этом фоне Цукерберг, бизнес которого торгуется на бирже в США, выглядит абсолютно травоядным. Ему не нравится, что не у всего населения Земли есть доступ к банковским услугам и переводам, что чем беднее человек, тем больше он платит банкам за финансовое посредничество. На этих unbanked и нацелена Libra, против этих человеколюбивых планов и готов биться насмерть американский Конгресс. В чем суть претензий?
Во-первых, прайваси. Facebook — чемпион по реальным и надуманным эпизодам нарушения приватности пользователей. И хотя Цукерберг обещает, что в этот раз все будет иначе — данные о лайках и данные о трансакциях не будут «смешиваться», кто ж ему поверит? Особенно сейчас, на фоне выплат в $5 млрд, которые Facebook обязан сделать в связи с историей с Cambridge Analytica.
Во-вторых, монополизация. Facebook, вместе с WhatsApp и Instagram — это цифровая империя, простирающаяся поверх империй земных. Ее население — 2,4 млрд человек — примерно четверть от населения всей планеты, и unbanked среди них — от половины до трети, а еще около трети — относительно богатые жители стран пресловутого «золотого миллиарда». Этим людям Цукерберг предлагает альтернативную экономику: свои деньги, свои банки, свои производители товаров и услуг.
Откуда он их возьмет? Для управления валютой и всей системой соцсеть собрала солидный консорциум — Ассоциацию Libra. В нее вошли представители платежных систем (от респектабельных Visa и Mastercard до финтех-единорогов PayPal и Stripe), телекомы и технологические компании (сам Facebook участвует в нем через созданную по случаю дочернюю компанию Calibrа, а с ним — Vodafone, eBay, Uber, Lyft, Spotify, и т.п.), а также блокчейн-компании, венчурный капитал, некоммерческие организации. Пока в ассоциации нет ни одного банка — и как тут поверишь, что Цукерберг целится в аудиторию unbanked! — но состав Ассоциации со временем будет расти. Сейчас же большая часть учредителей — платформы, которые должны привести в Ассоциацию всех своих производителей, чтобы те, по сути, начали продавать товары пользователям Facebook. Фактически Цукерберг создает экосистему, в которой пользователь сможет и производить, и потреблять все что угодно: как цифровые услуги, так и физические товары (eBay наш!), не выходя за пределы либрозоны. Система с таким количеством ресурсов и с таким уровнем координации выдавит всех конкурентов в «физических» империях и построит сверхприбыльную монополию в цифровом мире, диктуя свои условия буквально всем — платформам, банкам, финтех-стартапам и простым пользователям.
Собственно, антитрестовское законодательство и появилось в США в XIX веке как ответ государства на объединение в монополии крупнейших корпораций того времени. Про экосистемы тогда никто ничего не знал.
В-третьих, системный риск. Понятно, что ставка на unbanked — это стандартная стратегия входа на новые рынки в стиле теории подрывных инновацийгарвардского профессора Кристенсена: сначала новичок предлагает простой и понятный продукт для unbanked, совершенствует его, а затем постепенно подрывает бизнес традиционных игроков, переманивая и всех banked клиентов, то есть тех, у кого был доступ к банкам. Нормальная бизнес-история, все так делают.
Но давайте задумаемся, что с этими banked случается после первого серьезного технологического сбоя? Сейчас «технологический сбой» в Facebook выглядит как «караул, не отображаются картинки, приходится читать буквы, доколе терпеть эту пытку, XXI век на дворе!» А что такое технологический сбой в системе, где переслать деньги в мессенджере так же просто, как картинку? «Караул, где все мои деньги!?» А как этот шок транслируется за пределы либрозоны? Все участники и пользователи платформ — они еще и жители старых добрых «физических» империй, тесно интегрированные с местными экономиками, и, как правило, голосующие. К кому они побегут искать справедливости? И как ее придется обеспечивать? В последние 20 лет, что я слежу за рынком, Конгресс стал мировым экспертом в ситуациях «too big to fail» и закономерно не желает наступать на грабли (впрочем, обязательно снова наступит — всегда так делал)
Facebook занял удобную позицию: он лично отвечает только за Calibra, которая будет управлять libra-кошельками американских граждан. Все необходимые с точки зрения законодательства США требования Calibra соблюдет. Всем остальным настоящим и будущим членам ассоциации предлагается соответствовать законодательствам стран, где они функционируют. Выходит, что регуляторы либрозоны из физического мира децентрализованы и до известной степени разобщены, а внутренняя регуляторная функция находится в руках Facebook, который пока заявляет о своем лидерстве в разработке Libra и всей платформы вокруг нее.
Почему либра создается как «самая стабильная валюта в мире», Что не так с биткойном?
А почему он волатильный? Потому что он на самом деле никому не нужен: нет на свете ничего такого, что можно было бы купить только за биткойн. Спрос на него сугубо спекулятивный: причина купить BTC — призрачная надежда, что другие сделают то же самое. Надежда в какой-то момент рассеивается и мы получаем обвал. Такая валюта неудобна ни для расчетов, ни для хранения стоимости; она не выполняет функции денег. Замкнутый круг: чтобы у людей сформировалась привычка рассчитываться в биткойне, он должен стать стабильным. А чтобы стать стабильным, нужно чтобы у достаточного количества пользователей появилась привычка рассчитываться только им.
Facebook размыкает этот круг двойным ударом. Во-первых, он с его пользовательской базой и подключенными через Ассоциацию платформами уже имеет экосистему с реальной экономикой, которая, возможно, сама по себе может создавать спрос на либру и поддерживать стабильный курс: многие хотели бы оставить немного либры у себя на текущем счету просто про запас, поскольку они всегда что-то покупают в экосистеме. Но Facebook пошел дальше, и нанес второй удар: сделал либру стейблкойном. Что это значит?
Когда пользователь в экосистеме Ассоциации Libra обменивает одну единицу местной валюты (рубль, рупия, ренминби, доллар) на какое-то количество либры, одновременно происходит две вещи:
1. Эмиссия: на счету у пользователя «из воздуха» появляются либры
2. Формирование резерва: сумма в местной валюте переходит к Ассоциации Libra и инвестируется в корзину самых надежных и стабильных валют и облигаций.
Когда пользователь хочет вывести деньги, например, обратно в местную валюту:
1. Либры списываются со счета и «уничтожаются»
2. Ассоциация продает на финансовых рынках немного активов из резерва, чтобы купить пользователю некоторую сумму в местной валюте.
Тут картина несколько упрощена: на самом деле, пользователь покупает валюту у дилера по либре, а резерв формируется Ассоциацией под его оптовые «закупки». Своей ликвидностью дилер управляет сам. Обменный курс будет рассчитываться автоматически, исходя из курсов внешней валюты к составляющим корзины. Фактически, одна либра — это маленькая доля в корзине самых надежных и стабильных финансовых инструментов в мире. Причем проценты по этим инструментам будут поступать не владельцу либры, а Ассоциации — частично за счет этих средств будет содержаться платежная система, сумма будет очень немаленькой. Чтобы понять масштабы: самый большой на сегодня фонд денежного рынка в мире принадлежит китайской платежной системе Alipay. То есть те мгновения, что платеж летит между кошельками, помноженные на число пользователей и частоту трансакций, дают в сумме самого крупного игрока на мировом рынке валют и краткосрочных облигаций. Представьте теперь мощь стабфонда либры — самой надежной валюты мира. Как здорово все продумал Цукерберг, да? Самая стабильная валюта взорвет мировую экономику — 2008 год нам всем покажется тихой рябью.
Во-первых, чтобы обеспечить 100% резервирование под денежную массу для 2,4 млрд цифровых подданных, Ассоциации придется скупать по всему миру большое количество самых надежных, неволатильных и некоррелированных инструментов. А такая масштабная скупка автоматически сделает их волатильными и коррелированными. Если в спросе на Либру будет спекулятивная составляющая (а есть все шансы, что так и получится) — закупки станут еще более масштабными. А если бычий тренд на активы из корзины Либры продолжится, к нему присоединятся и игроки из «нецифровой» вселенной. Хранить у себя на счету корзину будет чрезвычайно выгодно: спрос на активы из нее автоматически поддерживается спросом на либру со стороны пользователей Facebook; а проценты по корзине уходят не Ассоциации, а вам. Фактически, хайп вокруг новой криптовалюты через Ассоциацию будет транслироваться на финансовые рынки и надует там пузырь. Это будет первый (но не последний в истории человечества) эпизод, когда криптовалютные рынки существенно повлияют на реальность «нецифровых» финансов — «перельют» волатильность. Существующие сегодня стейблкойны, такие как Tether, просто недостаточно масштабны для воздействия на рынок. Рано или поздно пузырь на финансовых рынках начнет сдуваться, и одновременно со спекулятивным спросом пострадают резервы Либры, следом — обменный курс, а за ним и репутация самого стабильного платежного средства.
Еще одна дорога в ад: как будет определяться состав корзины. Обычно этим занимается центробанк — независимое учреждение, в котором работают опытные финансисты. Люди рано или поздно допустят промах: проявят авантюризм при формировании корзины (особенно тяжело будет не ошибиться при ажиотажном расширении спроса), включат в нее некачественный компонент, который упадет в цене или вдруг объявит дефолт, потому что Трамп поперхнулся печенькой. Это снова ударит по резервам либры и начнется массовый вывод денег из либрозоны. Массовая распродажа резервов снизит цены на валюты в корзине, это еще больше ударит по обменным курсам, бегство продолжится — случится полноценный bank run.
Выходом для Ассоциации может стать формирование настоящего «рыночного портфеля», в котором будут не самые надежные, а все — абсолютно все — активы, торгуемые в мире, в пропорциях, соответствующих капитализациям. Этот бездонный портфель сможет обеспечить резервами всех подданных Facebook, важно только, чтобы собой этот портфель покрывал вообще все возможности вложить куда-либо деньги — когда одна часть портфеля будет дешеветь из-за кризиса в каком-то сегменте, другая будет дорожать; ведь инвесторам куда-то нужно бежать.
Другой вариант — участие в размещениях облигаций по закрытой подписке, только для крупных институциональных клиентов, впоследствии — только для Ассоциации. В конечном итоге это может сделать ее основным кредитором крупнейших корпораций и нецифровых государств, включая США и Китай. Не этого ли опасаются конгрессмены? А может быть, они опасаются того, что либра станет резервной валютой, сместив с пьедестала доллар? В общем, проблема в том, что никто не знает, что на самом деле у Facebook (или Цукерберга) на уме — мировое господство, финансовое равенство для всех или максимизация стоимости акционеров. Впрочем, если посмотреть пристально — и то, и другое, и третье.
Вот Gram поступил иначе: они просто собрали деньги инвесторов-институционалов и выпустили ограниченное количество валюты единовременно и централизованно. Именно так они собрали свои 1,7 млрд. Часть пойдет на разработку, часть в стабфонд, но планов делать Gram стейблкойном пока не озвучено: обычная криптовалюта, только с особым акцентом на скорость трансакций при соблюдении анонимности и на выживание в крайне агрессивной политической среде (великие национальные фаерволлы и вот это все).
Зачем это Facebook?
Обратите внимание на стратегию Facebook: не первая в мире социальная сеть, не первый мессенджер, не первая криптовалюта. У Цукерберга прекрасное чутье на хорошие идеи. Винклвоссы, которые первые придумали Facebook, предсказывали когда-то, что все сверхдержавы цифрового мира — FAANG (Facebook, Apple, Amazon, Netflix, Google) — рано или поздно обзаведутся своей криптовалютой.
Есть ощущение, что XXI век — век платформ, как XX век — век транснациональных корпораций. Платформа — это новый способ разделения труда: сводит воедино потребителей и производителей, обеспечивает их едиными стандартами, инструментом обмена информацией и валютой. В средневековье единая валюта была способом объединить земли, в будущем — это способ объединить экосистему. Поэтому FAANG будут запускать валюты не сами, а объединяясь в консорциумы с комплементарными платформами.
ОК, Facebook это надо; а пользователям точно нужна Libra? Можно же использовать старые добрые кредитки!
Ну, во-первых, если вы — unbanked, то нельзя, и это реальная проблема для примерно одного миллиарда землян. Но даже если вам повезло родиться banked, сложности у вас все равно есть. Просто, как лягушка в кипятке, вы их не замечаете: комиссии по карточным платежам включаются в стоимость продаваемых вам товаров и услуг и в регулярные платежи за банковское обслуживание. Сами платежные системы находятся под двойным давлением: с одной стороны, к ним выросли требования по части борьбы с отмыванием средств и финансированием терроризма; с другой стороны, пользователи хотят быстро и бесплатно. Свои претензии к традиционным деньгам есть и у финансовых гигантов типа JPMorgan, и даже у центробанков. JPM, недовольный скоростью выполнения сделок в традиционных системах (до трех дней на зачисление ценных бумаг на счет) запускает JPM Coin на базе копии кода открытого блокчейна Ethereum. Центробанки экспериментируют с криптовалютами по разным причинам. Где-то, как в Швеции население и фирмы поголовно переходит на карточки, а доступ к ним есть не у всех. Значит, нужны такие электронные деньги, счета к которым не поддерживаются ни одним конкретным банком. Ведь у простых наличных денег счета — кошельки — децентрализованы. Другим центробанкам хочется уйти от возможных санкций или от необходимости использовать доллар в международных расчетах. В конце концов, современные технологии позволяют регуляторам сделать настоящие гезелевские деньги c встроенной регулируемой ставкой. Представьте, что у вас в кармане слиток замороженного азота. Это и есть валюта в вашей стране. И чем скорее вы его потратите, тем больше покупательной способности сохранится. Есть мнение, что эта штука способна расшить многие проблемы современной финансовой системы.
В общем, свои сложности есть у всех, все их понимают. Но legacy costs мешают, и в этих условиях криптовалюты выступают чем-то вроде топора в супе из топора: это просто предлог построить систему «с нуля», отряхнув прах старого мира со своих ног, вместо того, чтобы мучительно и по частям решать его проблемы. Facebook находится в идеальной точке для этого: у Gram и BTC все сложнее, поскольку нет пользовательской базы, а старые системы типа SWIFT не могут просто так проститься с тяжелым наследием.
Что это все значит для обычного человека?
«…А теперь, господа, пристегнитесь.
Сейчас со всей этой фигней
мы попробуем взлететь»
Хорошие новости: нас ждет самое увлекательное зрелище XXI века, запасаемся криптопопкорном! Это будет война всех против всех, покруче «Игры престолов»: цифровые государства — против физических и между собой; физические — между собой и с цифровыми в виде союзников. Частные валюты, нарастив технологические мускулы, пойдут в наступление. Территория традиционных денег окажется под ударом с нескольких сторон: полностью децентрализованных валют типа биткойна, корпоративно-экосистемных, типа Gram и Libra, институциональных, типа JPM Coin, денег сообществ и платформ для них (Minter, Intercoin), криптовалют центробанков и даже валют, обеспеченных социальным рейтингом, баллами лояльности, выработкой систем умной энергетики. Финансовые рынки фрагментируются: сейчас у нас есть доллар-на-все-случаи-жизни и местная валюта — рубль, для внутренних расчетов. В будущем у нас будет криптовалюта на каждый отдельный повод для трансакции; криптовалюты центробанков со встроенными механизмами монетарной политики и контроля за отмыванием денег; институциональные быстрые, безопасные и анонимные криптовалюты только для взаиморасчетов финансовых гигантов; распределенные и прозрачные криптовалюты локальных сообществ. Каждый будет иметь несколько «цифровых гражданств»: Telegram, Facebook и Qiwi, или Mail.ru/Vkontakte и Яндекс/Cбербанк; а потом — еще и валюту местного или онлайн-сообщества (типа leprosorium.ru или habr.ru) и умной энергосистемы. Наступит день, когда, устав потрошить монстров в World of Warcraft, вы выйдете в соседний магазин купить булку хлеба. Интеллектуальный финансовый помощник в мобильном устройстве решит, что именно сейчас вам выгоднее расплатиться собранным из монстров лутом, и вызовет смарт-контракт в Libra или Gram, или Ethereum, который совершит длинную цепочку конверсионных операций.
Самые разнообразные денежные системы объединятся самыми разнообразными способами, это будет похоже на Интернет, в котором каждый сегмент договаривается с ближайшими частным образом. Отдельные компании — типа Cosmos, Polka Dots, Insolar — будут специализироваться на обеспечении связности между сетями. Другие, типа Ethereum, Minter или Intercoin — на криптовалютах для локальных сообществ и глобальных экосистем. Крупные платформы типа FAANG объединятся в экосистемы с платформами поменьше и выберут выпуск собственных криптовалют. Компании типа Visa, SWIFT или PayPal постараются сохранить свое лидерство в качестве экспертов по построению платежных систем.
Как и в Интернете, в этом глобальном Internet of value будут сегменты, идеально контролируемые регуляторами (те же криптовалюты FAANG и центробанков), но они будут иметь «шлюзы» к «серым» и вовсе к «черным», неконтролируемым, сегментам. Возможно, мы увидим рождение финансового НАТО или ПАСЕ — всемогущего наднационального супер-регулятора, участие и председательство в котором станет предметом политического торга.
Криптовалюты всех мастей будут то запрещаться, то разрешаться, то запрещаться с оговорками. Уже сейчас регуляторы явно не успевают уследить за всеми, а впоследствии будут успевать еще меньше, хотя на их стороне будет все более и более совершенный AI. Как и на нашей. Открывается простор для частного регуляторного арбитража, лазейки будут то открываться, то закрываться, курсы криптовалют — колебаться с линией партии. Держите ухо востро!
Есть и плохие новости: нас ждут проблемы с защитой данных, манипуляция рынком, переливы волатильности с криптовалютных рынков на обычные и обратно и экономические шоки в реальном мире в результате технологической сложности и непредсказуемости цифровых финансовых инструментов. В прежние времена переводы между долларом-для-локальной-энергосистемы и долларом-для-институциональных-расчетов потребовало бы целой армии аналитиков, но сейчас всем этим могут заниматься алгоритмы. А кто будет разрабатывать алгоритмы? И мы получаем новые модельные риски, волатильность, пузыри. Не раз еще Цукерберг засияет перед Конгрессом своей роботической градиентной улыбкой, объясняя, что данные о социальном графе пользователей были случайно commingled («смешаны») с данными о покупках и доходах, и теперь никто не знает как «раскоммингить» их обратно.
А в дальней перспективе?
Что такое деньги? Деньги — это то, что выполняет функции денег: обмен, мера стоимости, сохранение ценности. Это то, что люди привыкли использовать как деньги, потому что это удобно, исторически сложилось, ожидаемо, социально приемлемо, равновесно с точки зрения противодействия интересов всех. То есть то, что, когда-то войдя в привычку, распространилось, рутинизировалось и стало институтом. Не все, что с технологической точки зрения задумано как деньги, может выполнять их роль с точки зрения институциональной (например, биткойн).
C середины прошлого века в экономике принято выделять два крайних способа организации — рынок и иерархию. Фирма — это иерархия. СССР — гигантская фирма. Рынок — это laissez faire, механизм, в котором равновесие достигается «само собой», при максимизации эгоистичными агентами их собственных функций полезности. На каких-то масштабах экономика неизбежно иерархична, там где рынок проваливается. Например, трудно заключать детальные неоспоримые контракты на все случаи жизни, определять индивидуальный вклад каждого в коллективную работу — и появляется фирма; внутри нее законы рынка не действуют. А где-то — наоборот, проваливается иерархия, там нужен рынок. В итоге мы имеем построенный методом проб и ошибок сложный многослойный пирог из рынков и иерархий, и весь XX век деньги были важнейшей частью этого пирога. Сами по себе они были устроены очень «нерыночно»: господствовала централизованная эмиссия, а в платежных системах — и централизованная функция ведения кошельков. Иерархия часто проваливалась тут, но это воспринималось как неизбежное зло. В XIX веке деньги были намного более децентрализованы, но без доверия к эмитенту это было еще хуже. Привычка не сформировалась, частные деньги не стали институтом; вместо них постепенно прижилась система из наличных денег с централизованной эмиссией и безналичных «банковских» денег с частично децентрализованной эмиссией в виде кредита. В XX веке на территорию «автоматизация» доверия отправились экспедиции сразу из нескольких дисциплин: компьютерных наук (структуры данных и алгоритмы консенсуса для синхронизации серверов), криптографии (асимметричное шифрование), теории игр (дизайн механизмов). Экспедиции вернулись с ценными находками, которые позволили конструировать цифровые системы с разными свойствами, и у идеи частных денег появилось второе дыхание. Сегодня заманчиво рисовать себе криптолибертарианское будущее, в котором не просто у каждого из нас будет по несколько личных криптовалют XX свои криптовалюты будут у каждого дрона-доставщика пиццы, и он будет расплачиваться ими с городской сетью воздушного сообщения за предоставление более быстрого эшелона, если его AI предскажет, что вы даете щедрые чаевые за быструю доставку.
Возможен ли возврат к бартеру?
Историки денег делятся на две части: первые утверждают, что деньги появились как ответ на усложнение жизни, в которой невозможно вручную просчитать бартерные цепочки; вторые — что деньги изначально имели кредитную природу, это были символы, отмечающие факт заемного труда. Теперь компьютер может учитывать и то, и другое, и давать каждому по потребностям его, требуя по способностям. Сегодня отдельные фирмы экспериментируют с AI в качестве «генерального администратора», объясняющего работнику, кому ему позвонить, с кем встретиться и проговорить идею, а с кем встречаться не надо. В других уголках мира на уровне городов строят социальные рейтинги, которые влияют (но пока не определяют) на потребительскую корзину гражданина. Что если подобные системы, постепенно объединяясь и углубляясь, охватят все население планеты?
В экономике есть замечательный теоретический результат, утверждающий: наблюдая за равновесием (то есть выбором, который сделали все) нельзя понять: порождено ли оно рынком или хорошо информированным доброжелательным планировщиком. То есть все провалы иерархий связаны с тем, что Госплан несовершенен в плане этики и информированности. Но ведь может быть и по другому? Мечта о криптолибертарианстве вполне равноправна с мечтой о криптокоммунизме.
В одно прекрасное утро вы просыпаетесь в будущем, в котором денег нет совсем, они никому не нужны. Автоматический холодильник закажет у дрона завтрак вашей мечты, и вы, поглощая его, будете думать «о, как же это отличается от пайка строителя коммунизма!» На самом деле — никак. Просто вместо Госплана вашей жизнью будет управлять платформа Цукерберга, доброжелательный планировщик, который однажды объединил платежное средство с данными о юзере — да так и не смог разъединить. Нужны ли этой системе деньги? Госплану виднее. Может быть, они останутся как расчетная единица алгоритмов. Может быть, они не понадобятся вовсе: AI сможет считать бартерные цепочки любой длины и каждое утро готовить вам предсказанный — и всякий раз новый — завтрак мечты в компании партнера мечты, с детьми мечты, в доме мечты. Ничего из этого вы в действительности не выберете сами, хотя вам так казаться не будет.
Конечно, никто не знает, как все получится в действительности. C долгосрочной точки зрения все определяет сложное эволюционное взаимодействие пользовательских привычек, технологических возможностей и всевозможных «черных лебедей» — экономических, технологических, политических и военных шоков. Идеи частных денег были сформулированы в середине XX века, сами же частные деньги известны с античности. Технологически к криптовалютам человечество было готово с конца XX века — распределенные системы, криптография, консенсусы. Накамото по сути ничего нового не придумал, тем более — создатели либры. Но потребности миллиардов людей, которые привыкли к мгновенной передаче информации, наложенные на недоверие к традиционным финансовым институтам после «черного лебедя» 2007–2008 годов, трансфоруют сейчас одну из самых древних из используемых ныне технологий. Биткойн не стал деньгами, потому что привычка расплачиваться им не появилась. Институт XX это кристаллизация привычки. Двигаясь методом проб и ошибок, человечество кристаллизует новые привычки, новые институты и порождает новые невероятные комбинации иерархий и рынка. Возможно когда-нибудь мы научимся их сознательно конструировать, как научились конструировать аукционы и другие экономические механизмы. Возможно, это будем не мы, а искусственный интеллект. И мы получим постоянно изменяющееся равновесие — большой централизованный искусственный интеллект будет пытаться вылечить провалы множества децентрализованных, и наоборот. Новые институты будут появляться, трансформироваться и растворяться. Вечный институциональный Солярис.
Источник