В ночь с 4 на 5 сентября 1944 года с рижского аэродрома поднялся в воздух 4-х моторный самолет «Арадо 232». Специально оборудованный самолет имел навигационное оборудование, позволявшее ему летать ночью и в любую погоду. Благодаря 12 парам несущих покрытых каучуком шасси самолет мог садиться на малых по размерам площадках, на лугу и даже на пахоте. Деревянные лопасти винтов, глушители на моторах, черная матовая окраска корпуса, пламегасители делали его ночью малозаметным. Пилотировали самолет опытнейшие летчики люфтваффе, входившие в авиагруппу «КГ-200». Командир экипажа получил крест из рук самого Геринга.
Летчики «КГ-200» осуществляли заброску на территорию СССР террористов и диверсантов, поэтому при взятии в плен не могли рассчитывать на статус военнопленных. В самом самолете кроме экипажа находились 2 пассажира – мужчина в форме майора и женщина с погонами младшего лейтенанта. Это были агенты разведочно-диверсионной организации СД «Цеппелин» Петр Таврин и Лидия Шилова. Они летели в Москву с заданием убить Сталина.
Чудо-оружие и чудо-операции
По мере того, как гитлеровские войска отступали на запад, таяли надежды на вермахт как на главное средство достижения победы. Все чаще благоприятный исход войны связывался с чудо-оружием, все чаще в недрах спецслужб III рейха рождались проекты операций, предназначенных одним махом остановить колесо истории и заставить его крутиться вспять. После провала операции «Большой прыжок» (убийство Рузвельта, Сталина и Черчилля в ходе Тегеранской конференции в 1943 году) «Цеппелин» приступил к подготовке новой операции, предполагавшей убийство Сталина непосредственно в Москве. Покушение и убийство должен был осуществить бывший лейтенант Красной Армии Петр Таврин, он же Шило, он же Политов.
Суперагент Петр Таврин
Петр Таврин перешел на сторону врага в мае 1942 года. Еще до войны он дважды менял фамилию, долгое время жил по подложным документам, каждый раз ухитряясь легализоваться и даже занимать руководящие должности. Именно эта невероятная изворотливость и выделила его из массы перебежчиков, предлагавших свои услуги гитлеровцам. Пройдя проверку на «профпригодность» и лояльность в качестве провокатора в лагерях военнопленных, Таврин в 1943 году становится курсантом разведшколы. Очень скоро из разряда «одноразовых агентов», при заброске которых даже не предполагается их возвращение назад после выполнения задания, он переходит в когорту «ценных», а в августе 43-го его вводят в группу из 23 агентов, подготавливаемых для особо важных заданий.
В январе 1944 года Таврину сообщают о сути возложенной на него миссии, с ним трижды встречается диверсант III рейха №1 Отто Скорцени, который одобряет подобранную кандидатуру. Начинается индивидуальная подготовка будущего супер-диверсанта. К концу лета 1944 года все подготовительные стадии операции завершены, Таврин только ждет приказа на вылет.
Экипировка суперагента
Диверсанта снабжают документами на имя Таврина Петра Ивановича, заместителя начальника отдела контрразведки «СМЕРШ» 39-й армии I Прибалтийского фронта. Для легализации в Москве он имеет запасной комплект документов офицера, прибывшего из госпиталя на излечение. В целях подтверждения легенды ему делают несколько пластических операций, имитирующих на теле следы тяжелых ранений. Грудь диверсанта украшают снятые с убитых офицеров ордена, медали и даже подлинная звезда Героя Советского Союза. В полевую сумку вложены газеты с указами о награждениях, где, среди прочих, упоминается фамилия Таврин. Для осуществления теракта диверсант снабжен пистолетами с пулями разрывного и отравляющего действия и смонтированным в портфеле взрывным устройством, управляемым по радио.
Еще есть миниатюрный гранатомет «панцеркнаке», 30мм снаряд которого на расстоянии 300 метров пробивает 35-40мм броню. «Панцеркнаке» крепится ремнями на руке и приводится в действие кнопочным устройством. Для акции сшит специальный кожаный плащ с расширенным правым рукавом. Заранее выброшенная группа готовит площадку для самолета, а в самой Москве Таврина поддержит подпольная организация «Союз русских офицеров», которая снабдит его необходимой информацией и обеспечит гостевым билетом в Кремль на торжественное заседание 6 ноября по случаю очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции, где и планируется проведение теракта.
В ночь на 5 сентября 1944 года начальник Гжатского РО НКВД старший лейтенант милиции Ветров из «точки» службы ВНОС получил сообщение, что в направлении Можайска пролетел вражеский самолет, который был трижды обстрелян нашей зенитной артиллерией в районах станции Кубинка Московской области, Можайска и Уваровки. Из-за обстрела самолет повернул на обратный курс. Однако один из двигателей воспламенился, и летчики решили совершить вынужденную посадку.
На чем «прокололся» супер-диверсант
С самого начала все пошло не так, как планировалось. «Арадо 232» был обнаружен и обстрелян. Получивший повреждения самолет развернулся на запад, но не дотянул до линии фронта и был вынужден совершить аварийную посадку в Смоленской области. Летчики помогли диверсантам выкатить мотоцикл, после чего разошлись в разные стороны: экипаж самолета – на запад, Таврин и Шилова – на восток.
Около 6 часов утра 5 сентября в районе поселка Карманово на трассе Москва-Ржев группа НКВД-НКГБ под командой старшего лейтенанта Ветрова остановила мотоцикл, на котором ехали двое военнослужащих – мужчина и женщина. Они очень спешили, но ни документы майора, ни удостоверение сотрудника контрразведки «СМЕРШ», ни предъявленная телеграмма о срочном вызове в Москву, ни золотая звезда Героя не оказали должного воздействия на старшего лейтенанта. Судьба диверсантов решилась в тот момент, как только Таврин распахнул свой кожаный плащ, чтобы достать документы. Орден Красной Звезды «боевой майор» носил на левой стороне груди, что было грубейшим нарушением приказа №240 от 21.06.1943 года. В ходе обыска мотоцикла были обнаружены оружие, боеприпасы, мина, чистые бланки всевозможных удостоверений, более сотни печатей советских учреждений и организаций и прочая диверсионная экипировка. Срочный запрос в Москву не подтвердил службы в органах контрразведки майора Таврина. Задержанные признались, что являются немецкими агентами и сразу же дали согласие на сотрудничество.
Все пилоты входили в состав особой авиагруппы «КГ-200″, осуществлявшей по заданиям германской разведки заброску в тыл Советского Союза агентов для шпионажа, совершения диверсионных и террористических актов. По решению Особого совещания при НКВД от августа 1945 г. экипаж самолета был приговорен к высшей мере наказания.
На допросах Шило-Таврин показал весьма обширные знания как германских разведывательных органов, их задач, форм и методов работы, так и их руководителей. Во время нахождения в Зандбергском особом лагере он «познакомился» с первым начальником отдела VI-C (Восточный отдел) разведоргана «Цеппелин» РСХА штурмбанфюрером СД Вальтером Куреком, в дальнейшем его жизненный путь пересекался с двумя другими руководителями этого подразделения СД — оберштурмбанфюрером СД Хайнцом Грефе и его приемником — штурмбанфюрером СД доктором Эрихом Хенгельхауптом. Кроме того, перед отправкой на задание его лично напутствовал начальник отдела VI S РСХА, «диверсант № 1″ оберштурмбанфюрер СС Отто Скорцени.
Германский ас диверсий очень бы удивился, если бы узнал, что советская контрразведка использовала и эту операцию германских спецслужб как удобный повод для того, чтобы провести очередную «игру» с противником.
Скорцени лично был достаточно осведомлен о «радиоиграх» как форме контрразведывательных мероприятий, проводимых германской разведкой на Западе. Правда, они его интересовали чисто с «технической» стороны как возможность получить прямо из рук противника «новинки» для подрывного дела. Так, в ходе «радиоигры» с английской разведкой в руки немцев попадали не только радиостанции, взрывчатка, амуниция, но и новейшие образцы вооружения, изготовленные небольшими партиями для проведения специальных операций.
Скорцени, получив эти сведения, быстро нашел возможность их применения в усовершенствовании экипировки своих разведчиков-диверсантов. Об этом он написал в своих мемуарах: «Нам стало известно, что английские агенты используют в спецоперациях пистолеты с глушителями. В Германии такое оружие не производилось. Не попадали к нам трофейные образцы и во время нашей компании на Западе. И тут меня осенило: «А что если «затребовать» глушитель прямо у англичан?». Наш голландский филиал предпринял попытку реализации этой идеи. Меньше чем через 2 недели я держал в руках секретное оружие. Это был револьвер калибра 7,75, грубо и примитивно сработанный, но простой и безотказный в употреблении. На имя перевербованного агента по кличке «Сокровище» оружие было доставлено по воздуху из Великобритании и с благодарностью принято нами!».
К словам Скорцени можно добавить, что примерно таким же образом поступала и советская контрразведка в ходе проведения «радиоигр» с Абвером и СД, то есть с самим же Скорцени. Среди оружия и взрывчатых веществ, изымаемых советскими контрразведчиками, часто встречались образцы вооружения, изготовленные в Великобритании.
Например, в числе семи пистолетов, изъятых у Шило-Таврина, которого Скорцени лично готовил к покушению на Сталина, был пистолет системы «Веблей-Скотт», снаряженный специальными отравленными разрывными пулями. Особенность конструкции этого пистолета состояла в том, что во время выстрела отпирание ствола происходило после его короткого отхода назад с одновременным снижением. Возвратная пружина двуперая, V-образная, расположена в рукоятке под правой щечкой. Ее усилие на затвор передается через рычаг. Курок смонтирован на подвижной детали. Другими словами, в умелых руках пистолет этой конструкции являлся мощным и надежным оружием.
«Излишки» оружия и взрывчатки, которые германские спецслужбы «получали» от англичан, оказывались у агентов, забрасываемых в советский тыл. Лубянка с благодарностью принимала «гуманитарку» из «Цеппелина», и уже советские диверсанты, «экипированные» по последнему слову «англо-немецкой» техники, пускали под откос немецкие эшелоны, взрывали мосты, уничтожали карателей из числа предателей Родины, высокопоставленных офицеров и генералов вермахта и СД. Таким вот «неоднозначным» путем оружие и взрывчатка союзников все же достигали предназначенной цели — бороться с общим врагом — гитлеровской Германией!
При аресте Шило-Таврина и его спутницы в руки контрразведчиков попали шифры, кодировочные таблицы и специально оговоренные на случай провала способы оповещения. Шифровальный «лозунг» радистки — «Привет от дамы». Шилова также была проинструктирована в «Цеппелине»: если они работают под контролем, то в конце радиограммы будет подпись «Л.Ш.», а при самостоятельной работе — «Л.П.». Но это были не все меры предосторожности, которые предусмотрели в «Цеппелине»…
Позже в ходе следствия удалось также установить, что «Цеппелином» разработана еще одна предосторожность на случай провала, о которой знал только Таврин. Перед заброской в советский тыл, Шило-Таврин согласовал с немецким командованием условный сигнал, который он должен был применить в случае своего ареста советской разведкой. Его жена, заброшенная вместе с ним в качестве радистки, не знала о наличии этого условного сигнала.
Принцип шифровки условного сигнала состоял в следующем: берется слово, в котором имеются две одинаковые буквы рядом, например «русский», «коммуна» и т.п. Для подачи сигнала немцам о работе под диктовку Таврин должен был внести в текст радиограммы два слова, начинающиеся с этих букв, например «милая мама», «сильный снегопад», и вставить их в определенное место радиограммы. Однако более подробно и конкретно объяснить способ кодировки условного сигнала Таврин на следствии отказался.
Операция «Туман»
После задержания «гостей» следствие по делу оказалось в ведении НКВД-НКГБ, а «радиоигра» с противником — в Главном управлении контрразведки СМЕРШ НКО СССР. Во внутренней переписке смершевцы вначале присвоили радиостанции псевдоним «Семейка», но вскоре изменили на «Туман». Под этим названием «радиоигра» и вошла в историю отечественной контрразведки.
Проведение радиоигры было лично санкционировано наркомом Внутренних дел СССР Л.П. Берией. Непосредственное руководство проведением операции осуществлял старший оперуполномоченный 3-го отдела ГУКР СМЕРШ майор Фролов (до 3 января 1945 г.), затем — старший оперуполномоченный 3-го отдела ГУКР СМЕРШ майор Григоренко.
Цель «игры» заключалась в вызове на нашу сторону германской агентуры и ее последующем аресте, а также получении явок к другим агентам германской разведки в СССР. План «игры» предусматривал в первой телеграмме правдиво описать обстоятельства аварии самолета и указать на то, что агент не смог воспользоваться мотоциклом и был вынужден, захватив с собой радистку, пробираться пешком. В отношении летчиков сообщить, что они ушли в лес с целью пробиться за линию фронта, на Запад. Сеансы радиосвязи осуществляли путем выезда за город. Тем временем Шило-Таврин и его супруга содержались под стражей во Внутренней тюрьме. Вместо фамилий им для конспирации присвоили номера «35″ и «22″ соответственно.
Одновременно с получением санкции на проведение операции была активизирована вся система розыска государственных преступников. К работе были также подключены управления НКВД и НКГБ по Московской области.
Вся «игра» с «Цеппелином» проходила в тесном взаимодействии между соответствующими подразделениями НКВД, НКГБ и СМЕРШ. Так, например, тексты радиограмм в «Цеппелин» готовились начальником 3-го отдела ГУКР СМЕРШ Барышниковым и утверждались лично начальником ГУКР СМЕРШ Абакумовым или его заместителем — генерал-лейтенантом Бабичем. Кроме того, радиограммы «Цеппелину» согласовывались с начальником 2-го Управления НКГБ СССР Федотовым и начальником Главного управления по борьбе с бандитизмом НКВД СССР Леонтьевым.
Первый выход в эфир состоялся 27 сентября 1944 года. Начиная с этого дня вплоть до 15 октября радиостанция неоднократно выходила в эфир. Однако связь с «Цеппелином» умышленно не устанавливали. 15 октября вновь вышли в эфир, слышимость была два балла, но создавали видимость, что Центр услышать было невозможно. Наконец, 19 октября в Центр радировали вслепую: «Вызывайте дольше и отчетливее. Лида плохо разбирает. Вас слышим редко, почему не регулярно работаете. Привлеките радиста, который ее тренировал. Примите все меры, чтобы связаться…».
21 октября пришел ответ из «Цеппелина»: «Были очень обрадованы получить от вас ответ. Вашу телеграмму 230 групп не получили. Повторите, сообщите подробно о вашем положении. Привет». В последующие дни продолжали создавать видимость помех в радиоэфире и невозможности принять радиограммы Центра.
Наконец 26 октября связь была установлена и в «Цеппелин» отправили радиограмму: «Очень рад, что наконец появилась надежда. Думал, со связью уже ничего не получится. Лида совсем измучилась. Нахожусь в пригороде Москвы, поселок Ленино, Кирпичная ул. д. №25… Сообщите, получили ли мое донесение о высадке — телеграмма 230 групп. Еще раз прошу, чтобы с Лидой работал опытный радист. Передавайте медленно. С нетерпением жду ваших сообщений. Привет всем. Л.П.».
29 октября пришло сразу две радиограммы: «Прошу сообщить точно, где остался самолет и его экипаж…» и «Не давайте ваши телеграммы больше чем 50 групп. Повторяйте каждые имена и числа два раза. Работаю с вами сам. Мы еще сработаемся. Привет… Михель».
В ответ повторно сообщили подробную радиограмму из 280 групп: «В первой телеграмме сообщал, что при посадке самолет врезался в деревья, потерпел аварию, только случайно все остались живы. Летчики оказались малоопытными и растерянными. Кроме того, что не сумели посадить машину, место для посадки почему-то выбрали около деревни. Вскоре после аварии в нашу сторону побежали люди. Я вынужден был действовать быстро и решительно. С трудом вытащил мотоцикл и с Лидой немедленно отъехал от этого места, экипаж ушел на запад. Из-за плохой дороги мотоцикл отказал, его и все лишнее имущество пришлось уничтожить и двигаться лесом. С трудом добрались до Ржева, где жили 12 дней. Пытались с вами связаться. 28 сентября прибыл в Москву, сейчас живу в пригороде по сообщенному вам адресу. Пока все благополучно, изучаю возможности работы. Сообщите, где семья Лиды. Л.П.».
Завязался регулярный радиообмен с «Цеппелином». 2 ноября Центр радировал в ответ: «Повторите ваш адрес в телеграмме №3. Привет. Михель». Через три дня, 5 ноября, немцам радировали: «Обстановка изменилась, многих людей нет. Имеющиеся люди не могут обеспечить получение пригласительного билета. Пригласительные билеты (на) торжественное заседание 6 ноября высылает Кремль по организациям специального формата с указанием фамилии. Вопрос (о) демонстрации 7 ноября неизвестен. Л.П.». На следующий день пришел ответ: «Сообщите о положении в Кремле и отношениях Сталина и Тимошенко, и тут нам нужны постоянно донесения. Каждое донесение для нас важно». Из «Цеппелина» запросили повторить адрес, где остановились агенты:
13 ноября в Центр сообщили «оперативные» данные: «Торжественное заседание состоялось в Кремле. Попасть не удалось. Демонстрации и народа не было». Из «Цеппелина» продолжали слать шифровки с требованием повторно сообщить обстоятельства и место крушения самолета…. 23 ноября немцам радировали: «Работать в Москве оказалось гораздо труднее, чем я думал, приходится начинать все заново, подыскиваю людей. Хочу устроиться работать. Сообщите ваше мнение, прошу ответить, что с семьей Лиды. Привет. Л.П.».
Советская контрразведка продолжала «туманить». Следующую радиограмму отправили 27 ноября: «Все телеграммы уничтожены. Содержание непонятых вами групп восстановить не могу. В телеграмме №4 после слов «из-за плохой дороги» сообщал, что мотоцикл пришлось уничтожить. После чего прибыли во Ржев, откуда пытались с вами связаться. Л.П.».
7 декабря пришло задание из «Цеппелина»: «Вашей задачей является прочно обосноваться в Москве и подготовить проведение поставленной вам задачи. Кроме того, сообщать о положении в Москве и Кремле». В тот же день в Центр направили тщательно подготовленную шифровку: «Точного места посадки не знаю. После аварии на другой день к вечеру вышли к деревне Баранцево, 20 км южнее станции Княжьи Горы, на железной дороге Ржев-Москва. От деревни Баранцево место посадки по моим расчетам не более 30 км на юг. Л.П.».
13 декабря из «Цеппелина» были получены две радиограммы. Первая — «Родственники находятся в безопасности, здоровы и работают; что слышно об основании комитета Власова, сумеете ли вы наладить отношения с комитетом «Свободная Германия» под руководством Зайдлица?». И вторая, с запоздалым предостережением — «Почему у вас нет возможности получать сведения из Кремля, что слышно про Сталина. Предупреждаю, что ваш зажигательный аппарат радиомины к концу ноября будет непригоден для пользования».
23 декабря были отправлены в «Цеппелин» три короткие шифровки: «О Власове и русской освободительной армии здесь знают, влияние разное, среди отдельных военных положительное, об основании комитета Власова пока ничего не слышно», комитет «Свободная Германия» активно действует, сужу (по) сообщениям печати, ищу возможности наладить отношения», «Сведений о Кремле не имею из-за отсутствия нужных людей, продолжаю искать».
Следующий сеанс связи состоялся почти через месяц, 19 января 1945 г., в «Цеппелин» передали: «Выезжал (на) Урал (по) личному вопросу и искал Надю, которая в начале войны эвакуировалась в Свердловск. Безуспешно: мобилизовали в армию. Об отъезде хотел предупредить вас, но Лида не могла связаться. Л.П.».
Ответ пришел в виде трех коротких радиограмм: «Зажигательный аппарат радиомины уничтожить. По выполнении доложить. Вблизи от вас работают друзья. Хотите ли для взаимной поддержки быть сведены вместе?», «Газетные сообщения о комитете «Свободная Германия» здесь известны, передавать не нужно. Важно установить связь и сообщить о месте жительства членов, насколько они свободны», «Сообщите, соответствует ли курс новых печатных чешских денежных знаков: 5,5 чешских крон одному рублю. Повторяю 5,5 крон равны одному рублю».
Руководство советской разведки посчитало, что поспешное согласие на соединение с другой группой немецких диверсантов может вызвать у противника подозрение. Кроме того, предполагалось, что члены этой группы «друзей» являются участниками другой нашей же «радиоигры» — «Загадка»…
В этой связи 27 января в Центр направили ответы следующего содержания: «Зажигательный аппарат радиомины уничтожен. Относительно друзей, в зависимости от вашего решения. Если это поможет ускорению выполнения моего задания, я согласен. Но чтобы люди были вами проверены и я их лично знал и им бы доверял», «Ваша телеграмма №3 плохо расшифровывается и мне непонятна. О чешских кронах здесь ничего не слышно. Сообщите яснее, что я должен узнать о них», «Грайфе. Ваш радист быстро передает, не соблюдает пауз между группами, Лиде принимать тяжело. Прошу указать радисту (на) необходимость отчетливой работы».
31 января вновь вышли в эфир: «Краус. В час тяжелых испытаний заверяю в преданности делу. Что бы ни случилось, буду добиваться выполнения поставленных мне задач и жить надеждой победы. Прошу передать приветы и лучшие пожелания всем друзьям по борьбе. Петр». Из Центра радировали: «Нумерацию ваших телеграмм начинайте каждый месяц с нового номера. Сокращения, употребляемые при сброске груза: сегодня сброски нет — 416; сегодня сброска — 445″.
Очередной сеанс — 7 февраля, в «Цеппелин» радировали: «Последняя ваша радиограмма непонятна. О какой сброске идет речь? Если это касается друзей, которых вы имели в виду, то прошу в начале сообщить, кто они и знаю ли я их лично». Из Центра в тот же день пришли две шифровки: «Петр и Лида, сердечные приветы. Во всяком случае мы победим. Может быть, победа ближе, чем мы думаем. Помогайте и не забывайте вашу клятву. Петр», «Слушайте радиостанцию «Комитета освобождения народов России» на волне 1339 метра в 12.45, 14.00, 10.15, 19.05, 22.15 и 01.45 по Моск(овскому) времени. Слушать можете только на радиоприемник, но не на вашу рацию».
13 февраля состоялся следующий сеанс связи. В «Цеппелин» была отправлена шифровка: «Благодарим за приветы. Преданности делу не сомневайтесь. Сделаю все, что в моих силах. Петр. Слушать станцию «Комитета освобождения» не могу из-за отсутствия приемника, который был вынужден бросить в пути».
Ответная радиограмма получена 15 февраля, Центр сообщал: «Непонятная вам телеграмма содержит условные обозначения, чтобы скорее известить вас в случае сброски груза». Вероятно, в «Цеппелине» планировали сброс новых спецсредств для осуществления терракта взамен пришедшего в негодность взрывателя к радиомине.
Для «оживления» игры в «Цеппелин» 27 февраля передали шифровку, которую санкционировал заместитель наркома госбезопасности Кобулов: «Познакомился (с) врачом-женщиной, имеет знакомых (в) Кремлевской больнице. Обрабатываю». Вновь вышли в эфир 5 марта и сообщили, что выходить на связь будут только для передачи особо важных сообщений, так как питание батарей на исходе, а приобрести новые нет возможности. В тот же день из «Цеппелина» пришел ответ: «Сообщите, где вы находитесь и как Лида устроилась. Какое внутриполитическое положение…».
Из-за помех в эфире окончание радиограммы получить не удалось. 9 марта пришла повторная шифровка из Центра: «Сообщите, где вы находитесь и как Лида устроилась. Какое внутриполитическое положение и шансы для проработки ваших планов. Привет от Нины. Краус». В ответ в «Цеппелин» передали сообщение: «Для лучшей маскировки телеграмм меняйте ключевые группы. Первая ключевая остается на старом месте, как вторая группа в телеграмме. Вторая образуется путем сложения первой ключевой с последней гру…». Из-за сильных помех Центр пропал в эфире, как оказалось, навсегда. В марте-апреле 1945-го радиоточка неоднократно пыталась установить связь, но «Цеппелин» в эфире больше не появлялся: Тем временем оперативные сотрудники НКВД и НКГБ параллельно продолжали следственные мероприятия.
Случайность? Нет, закономерность!
Кажущийся провал так хорошо задуманной операции отнюдь не был случайным. Еще только грузившаяся на борт «Арадо 232»диверсионная группа уже была обречена. Осенью 1943 года в Москву ушла радиограмма со словесным портретом подготавливаемого для секретной мисси суперагента. Кожаное пальто под «панцеркнаке» с расширенным рукавом еще не было сшито, а в Москве уже получили известие о странном заказе в спецателье. О прибытии в Ригу странного самолета советская контрразведка узнала в тот же день, когда шасси «Арадо 232» коснулись плит рижского аэродрома. 5 сентября 1944 года в 1 час 40 минут служба воздушного наблюдения доложила о пересечении линии фронта самолетом, в 3 часа – в каком районе он совершил посадку. В 4 часа жительница деревни Алмазово сообщила о ехавших на мотоцикле военных, спрашивавших у нее дорогу на Ржев. Совсем не случайно на пути Таврина и Шиловой оказалась группа старшего лейтенанта Ветрова. Более 150 человек в тот момент стояли на дорогах, оцепив район падения самолета. В месте запланированной посадки самолета диверсантов встретили бы не сотрудники «Цеппелина», а чекисты. Предварительно выброшенная группа уже была давно нейтрализована, а «Союз русских офицеров», на поддержку которого так рассчитывал «Цеппелин», существовал только на бумаге, это была очередная псевдо-организация, созданная НКГБ. Так что орден Красной Звезды, носимый Тавриным на левой стороне груди, эта досадная нелепость, уже абсолютно ничего не решала. Кропотливая работа советских спецслужб была эффективнее деятельности абвера и «Цеппелина», предпочитавших экспромты.
Точка
О послевоенных планах советской контрразведки по радиоигре «Туман» рассказал в своей книге И.А. Дамаскин: «…Последнюю радиограмму Шилова отправила 9 апреля 1945 года, но ответа не получила. После окончания войны конспиративную квартиру Шиловых сохраняли еще несколько лет, надеясь, что на нее может выйти кто-нибудь из немецких разведчиков. Но никто не появился». Так завершилась операция «Туман».
16 августа 1951 года Шило-Таврину П.И. было предъявлено обвинение в совершенных им преступлниях: Вопрос: «Вам предъявлено обвинение по ст.ст. 58-1 пункт «б» и 58-8 УК РСФСР в том, что, являясь военнослужащим Советской армии, вы изменили Родине и добровольно перешли к немцам, где были завербованы германской разведкой и в ночь на 5 сентября 1944 года переброшены на самолете в тыл Советской армии со специальным заданием по центральному террору. Содержание обвинения вам понятно?». Ответ: «Да, содержание обвинения мне понятно». Вопрос: «Вы признаете себя виновным?». Ответ: «Признаю себя виновным только по ст. 58-1 п. «б», т.е. в том, что я, являясь командиром роты 1196-го стрелкового полка 359-й стрелковой дивизии 30-й армии Калининского фронта, 30 мая 1942 года в районе города Ржева добровольно перешел на сторону немцев, чем изменил Родине. По статье 58-8 виновным себя не признаю, так как я никогда не был намерен выполнять задание немцев по центральному террору».
1 февраля 1952 года Военной коллегией Верховного суда СССР П.И. Шило-Таврин и Л.Я. Шилова приговорены к высшей мере наказания. 28 марта Шило-Таврин был расстрелян, а 2 апреля того же года в исполнение приведен приговор в отношении Шиловой. В мае 2002 года Главная военная прокуратура отказала в реабилитации «по делу №Н-21098 в отношении Шило (он же Таврин) и П.И. Шиловой…».
Два расстрельных приговора, в отношении Таврина и Шиловой, поставили точку в затянувшейся истории. «Туман» рассеялся.