Сама по себе история боя корабля «Madre de Deus» в порту Нагасаки не сыграла какой-то значимой исторической роли.
Немудрено: начинался XVII век, продолжалась непростая эпоха великих географических открытий. Над Европой сгущались тучи, уже становилась неизбежной Тридцатилетняя война. Что могла значить на этом фоне гибель одного торгового корабля в далеком японском порту? И все-таки героическая история португальского судна достойна того, чтобы остаться в памяти.
Макет каракки «Madre de Deus» в морском музее в Лиссабоне
Пусть в те дни европейцы с японцами и убивали друг друга, но этот случай ярко показывает, почему им часто удавалось найти точки соприкосновения. Кроме того, нельзя не увидеть горькой исторической иронии: ведь все мы, слыша о Нагасаки, вспоминаем ядерную бомбардировку. Но первый громкий (в прямом и переносном смысле) взрыв прогремел там ещё в январе 1610 года.
Вопрос подробно рассмотрен в книгах по истории Японии: к примеру, Кемпфер, Мёрдок и Сэдлер в своих трудах пишут об этом происшествии. Опираются они, само собой, на японские источники, зачастую – устные, потому что для Нагасаки этот бой стал настоящей народно-городской легендой. То, как описывают случившееся европейские миссионеры из Нагасаки, бывает как скромнее, так и ярче японского изложения. Меняются и акценты: например, кто из участников событий виновен в их кровавой развязке. Что поделать: в 1610 году на краю света не было независимых и профессиональных военных корреспондентов.
Бухта Нагасаки в конце XIX века
И всё же мы можем составить подробную и объективную картину того, как португальский капитан Андре Пессоа стал для японцев примером самурайского духа.
«Они очень вежливы друг с другом, но презирают всех остальных»
Всем известно, что японцам свойственна ксенофобия. Конечно, они могут улыбаться иностранцу и всегда будут вежливы, но гайдзин есть гайдзин – в глазах японца полноценным человеком является только другой японец. Вместе с тем, известен и набор истинных самурайских качеств, веками культивирующихся в Японии: воинская честь, абсолютное безразличие к смерти, преданность долгу. Жестокости, пусть не всегда оправданной, но устрашающей врагов, этому народу тоже не занимать.
Всё это прекрасно соответствовало системе ценностей конкистадоров. С культом воинской доблести на Пиренейском полуострове даже перегнули палку – любой уважающий себя идальго желал умереть за Отечество, но никак не развивать его. Итог общеизвестен: несгибаемый дух не компенсировал полного провала по управленческой линии, и к 1610 году Испанской империи осталось лишь около полувека в качестве мировой «сверхдержавы» (насколько это понятие применимо к XVII веку).
Важно отметить ещё один момент, сквозящий в хрониках: испанцы ни в грош не ставили практически все народы, встреченные ими за время освоения далёких земель. Только индейцы-арауканы заставили себя по-настоящему уважать, ну и, конечно, японцы. Они с иберийцами сразу увидели друг в друге родственные души. Самураи тех времён относились к испанцам и португальцам несравнимо уважительнее, чем к любым другим белым. Колонисты с Пиренеев тоже много пишут о своём восхищении японским менталитетом в мирной и военной жизни.
Португальцы в японской живописи
Не забудем и о том, что португальцы – одни из первых европейцев, наладивших отношения с Японией. Они прибыли в Юго-Восточную Азию и на Дальний Восток почти одновременно с голландцами – задолго до того, как там оказались испанцы, а после и англичане с французами.
Не случайно речь выше идёт в равной степени и об испанцах, и о португальцах. На дворе 1610 год, и уже около трёх десятилетий Пиренейский полуостров объединён под властью одного человека – короля Испании. Иберийская уния была установлена по итогам династического кризиса в Португалии и небольшой войны: на момент обсуждаемых событий два не особенно дружных, но близко родственных народа, волей-неволей пребывали в одной лодке.
К тому же, Испания и Португалия лежали очень далеко от этих мест. Здесь, на самом восточном краю Азии, людям было не до политики в метрополиях. Систему «свой-чужой» в основном формировала религия: католики сотрудничали с католиками, протестанты – с протестантами. Те и другие активно христианизировали туземцев, обеспечивая их лояльность – или, по крайней мере, лелея подобную надежду. В то время японцы принимали христианство вполне охотно, почти не препятствовали миссионерской деятельности в стране – это был ещё один фактор формирования более-менее прочных отношений.
Неудивительно, что иберийские колонизаторы охотно нанимали японцев для совместных военных действий. Только что окончилась Сэнгоку Дзидай: 136-летняя «эпоха воюющих провинций», и потенциальных наёмников в Японии хватало. Многие уже не желали мирной жизни, а другие просто лишились возможности к ней вернуться.
Португалец Андре Пессоа тоже командовал союзными самураями в Малайзии. Достоинства агрессивного дальневосточного народа ему были хорошо известны, и сам капитан обрёл серьёзную репутацию среди японцев.
К сожалению, репутацию тяжело создать и легко разрушить. Один неудачный шаг Пессоа кардинально изменил отношение к нему в Японии, причём на самом высшем уровне.
«Он обожает споры, шум и драки…»
Прошло три года с момента жарких боёв в Малайзии, где португальцы и японцы бились плечом к плечу. Пессоа был уже большим человеком в Макао, одной из главных опорных точек Иберийской унии в регионе. Под его руководством находился огромный торговый корабль, носивший название «Madre de Deus» – «Матерь Господа».
Правда, по другой версии, корабль назывался «Nossa Senhora da Graca», но разницы особой нет, поскольку Nossa Senhora переводится, как «Богоматерь». Одни утверждают, что корабль являлся галеоном, другие – караккой, и скорее верно второе. Так или иначе, это было огромное судно, рассчитанное на торговлю: мало пушек, плохая манёвренность, много места под товары.
Изображенная японцами португальская каракка
В это время Нагасаки принадлежал даймё (крупному феодалу уровня герцога или князя) Арима Харунобу. Арима интересен уже тем, что был успешно обращён в христианство итальянским миссионером Алессандро Валиньяно – неаполитанцем по происхождению, подданным Испании. Крещение позволило японскому феодалу получить от Португалии современное оружие – и оно очень помогло семье Арима упрочить своё положение. Так что, с одной стороны, он был другом Испании и Португалии, с другой – деловые интересы у него тоже имелись.
В 1609 году Арима снарядил корабль под командованием натурализованного в Японии китайца Куй Бэя с целью торговли с Тямпой (современный Вьетнам). Корабль Куй Бэя до Тямпы не дошёл, оказавшись в ожидании подходящего ветра в порту Макао.
И вот тут вышла скверная история. Большинство источников сходятся в том, что переполох подняли именно японские моряки. Они учинили беспорядки в порту, и в процессе этого имели неосторожность убить неких португальцев. Пессоа, пользовавшийся в городе высоким авторитетом, такого потерпеть не мог: он немедленно собрал людей и отправился к месту происшествия.
Несмотря на то, что японцы организовали оборону, засев по портовым постройкам, выучка и снаряжение европейцев сделали своё дело. Погибло до 30 японцев, хотя некоторые источники говорят о всего лишь пятерых убитых. Так или иначе, Куй Бэй едва унёс ноги из Макао и немедленно побежал жаловаться даймё Арима Харунобу. И тут господин Арима мгновенно забыл обо всём, что сделали для него португальцы. Он, в свою очередь, пошёл жаловаться сёгуну, фактическому правителю всей Японии – великому Токугава Иэясу.
Сёгун отнёсся к донесению серьёзно, но взвешенно. Он не решился на активные действия, однако повелел Ариме непременно задержать следующий большой иберийский корабль, что появится в порту Нагасаки, особенно, если корабль приведёт сам Пессоа. Арима в ответ поклялся, что совершит сэппуку в том случае, если Пессоа от него уйдёт.
Португальский Макао
К сожалению, сам Андре Пессоа об этом ничего не знал. В середине 1609 года он направился в Нагасаки на «Мадре де Деуш» с богатым грузом серебра и шёлка. На месте его ждал неприятный сюрприз; однако всё пошло совсем не так, как рассчитывали японцы.
«Когда пляшешь с Дьяволом, надо слушать музыку»
Непосредственно городом правил вассал Аримы, Хасигава Фуджихиро. Надо сказать, что господин Хасигава смотрел на вещи более трезво, чем его сюзерен. Он прекрасно осознавал, насколько опасны европейцы, даже на неподходящем для боя корабле и малым числом. К тому же, стоимость груза «Мадре де Деуш» была колоссальной. Поэтому Хасигава решил сделать все «по-умному», задумав выманить Пессоа с корабля, пленить и отобрать груз.
Пессоа почуял опасность (по иной версии, его предупредили о планах хозяев Нагасаки местные миссионеры). На встречу с Хасигава он не явился, оставшись на своей каракке, неспособной выйти из блокированной гавани.
Начались мучительные переговоры. Пессоа объяснял, как всё было в Макао, и настаивал на своей невиновности. Он указывал на то, чем Арима обязан Португалии, и всячески убеждал японцев во взаимной пользе дальнейшей дружбы.
Хасигава вёл себя так, будто являлся посредником между Пессоа и сёгуном Токугава Иэясу. Тут он или блефовал, или вёл двойную игру. Дело в том, что Арима в это время выпрашивал у сёгуна разрешение на силовую акцию против португальцев, так что Хасигава или просто тянул время, лишь изображая переговоры с Пессоа, или пытался решить дело бескровно «через голову» своего господина, напрямую обращаясь к сёгуну сам.
Оба варианта вполне вероятны. С одной стороны, обманывать Пессоа было выгодно для Аримы, который собирался его убить. С другой – Хасигава не хотел бойни в своём порту. Теперь он пошёл на хитрость, сообщив Пессоа о попытках голландцев договориться с сёгуном насчёт их монополии на торговлю шёлком. Учитывая хрупкий баланс интересов голландцев и португальцев в регионе, это должно было стимулировать Пессоа отправиться на поклон к Токугаве.
Но португалец не верил японцам категорически. Он отказывался сходить на берег и не пускал никого на свой корабль, предлагая только один вариант: «Мадре де Деуш» уходит, а все вопросы решаются в процессе переписки.
Португальские торговцы
Так шли месяцы. Перелом наступил осенью 1609 года. Во-первых, Арима Харунобу наконец-то смог предоставить сёгуну живых участников событий в Макао, которые твердили о жестокости и вероломстве португальцев. Во-вторых, Токугава связался с Родриго де Виверо, новым испанским губернатором Филиппин. Тут следует напомнить, что Португалия и Испания были объединены лишь Иберийской унией: реально это всё-таки были разные государства под властью одного короля. Поэтому испанский губернатор, не моргнув глазом, заявил, что торговлю шёлком он может организовать и без участия португальцев.
Таким образом, он бросил Пессоа на произвол судьбы – хотя и неизвестно, осознавал ли это в полной мере (новости из Нагасаки до Манилы могли идти месяцами). Главное, что сёгун дал добро на абордаж «Мадре де Деуш».
Боевые действия начались 3 января 1610 года.
«Неравный бой, корабль кренится наш…»
Самое время поговорить о силах сторон. В Нагасаки находилось порядка 3000 самураев и солдат-асигару, а также более 30 мелких судов, с которых Арима Харунобу и Хасигава Фуджихиро собирались атаковать «Мадре де Деуш».
У португальцев корабль был вовсе не боевой, а потому вооружённый всего 14-ю пушками. На борту имелась команда из 40-50 португальцев, а также некое неизвестное число туземных матросов: негров и индусов. Об атаке европейцы были предупреждены (миссионерами с берега) заранее, так что неожиданности не вышло. От команды «Мадре де Деуш» через миссионеров потребовали выдать капитана. В обмен на это остальным дозволялось уйти.
Португальцы ответили, что своих не сдают. Следующей ночью самураи начали штурм.
Сначала японцы попытались всё-таки проникнуть на корабль скрытно, но лазутчиков заметили и убили. Затем началась массированная атака со шлюпок, однако вновь ничего не вышло: огонь португальцев оказался не слишком плотен, но очень точен, и на подходе атакующие были разбиты. Ничего не дала и попытка подплывших к борту японцев перебить якорный канат: их тоже расстреляли. Из команды каракки погибло лишь 5-10 человек.
Тогда японцы пустили в ход брандеры. Однако часть кораблей-камикадзе не смогла подойти к «Мадре де Деуш» из-за неудобного ветра, а другие были потоплены бортовой артиллерией. Арима Харунобу понял, что просто так португальцев не взять, и снова пошёл на переговоры: теперь он предлагал дать португальцам заложников в обмен на то, чтобы Пессоа сошёл на берег.
Это сработало бы против человека, который плохо знал японцев, но Пессоа знал их превосходно. Он понимал, что люди, живущие по принципам Бусидо, легко пожертвуют собой ради интересов господина. Так что капитан потребовал в заложники не кого-то, а сыновей самого Аримы. На такое даймё не решился. Тогда он пытался угрожать тем, что перебьёт всех христиан в городе, если «Мадре де Деуш» не сдастся. Тут уж посмеялись сами христиане Нагасаки: они напомнили Ариме, что он и сам крещёный, а также о том, что подобного сёгун ему не позволял. Запугать никого не вышло.
И вновь португальцы на японских изображениях
Сражение продолжилось утром 6 января: португальцы увидели большую плавучую платформу японцев, покрытую мокрыми шкурами и имеющую амбразуры для стрельбы. Нечто подобное совсем недавно, в 1585 году, нидерландские повстанцы использовали против испанцев при осаде Антверпена: не исключено, что японцы слышали от голландцев эту яркую историю.
Джонки подтащили платформу к корме «Мадре де Деуш»: на ней находилось до 500 японцев (преимущественно лучники и аркебузиры). Со стороны кормы корабль португальцев имел лишь две пушки, ещё одна защищала нос. С бортов заходить японцы больше не собирались – себе дороже, а манёвра неповоротливый «Мадре де Деуш» не имел.
Последний бой начался к вечеру и шёл около шести часов. Всё это время португальцам удавалось сдерживать натиск, но в итоге на корабле начался пожар. Японцы поднялись на борт, однако и теперь атака была отбита в рукопашной.
Тем не менее, Пессоа понимал, что это конец. Тушить пожар некому, а горящий корабль из порта всё равно не уйдёт. Португальцы могли отбиваться ещё какое-то время, но никаких шансов на спасение не имели.
Тогда Пессоа принял истинно самурайское решение: подорвать пороховой погреб. Сдаваться он не собирался, позволить самураям перебить его людей, захватив груз и судно – тоже. Не все в команде оказались готовы красиво умереть, и к этому капитан отнёсся с пониманием, отпустив слабых духом. Эти людям сильно повезло: они в итоге выжили.
Взрыв уничтожил и «Мадре де Деуш», и плавучую платформу с большей частью атакующих, и богатый груз корабля, и всех его защитников. Такой финал глубоко впечатлил японцев, перед которыми зримо предстали те черты характера иберийцев, какие они воспитывали в себе.
Японцы запомнили «инцидент с Мадре де Деуш» навсегда. Два века спустя, во время схожей ситуации с английским кораблём в том же порту, обсуждение планов боя будет вестись с большой оглядкой на историю Пессоа. Правда, несколько искажённую: японцы в хрониках будут говорить уже про «испанский корабль» и дату перепутают.
Остатки богатейшего груза «Мадре де Деуш» в бухте Нагасаки ищут до сих пор. Довольно многое удалось отыскать: шёлк, конечно, давно пропал, зато серебро осталось. Но куда важнее, чем поднятое серебро, оказалась народная память о таком неординарном происшествии.
Источник