Казалось бы, о битве на Куликовом поле мы знаем почти все. Со школы помним и про поединок Пересвета с Челубеем, и про благословение, полученное будущим Дмитрием Донским у Сергия Радонежского. Однако чем больше проходит времени, тем больше неточностей и откровенных мифов обнаруживается в классической версии этого события…
Куликово поле… Кто только не сплясал на костях его героев! Тут и «фоменковцы», перемещающие поле в пространстве, а битву — во времени. И создатели известного мультфильма «Лебеди Непрядвы», показавшие детям, как «монах» Александр Пересвет сражается в одной скуфейке с «бронированным» ордынцем…
Кто-то скажет: «Правда о тех событиях давно известна из «Сказания о Мамаевом побоище». Свободу Руси добыли благословение Сергия Радонежского, воинская доблесть великого князя Дмитрия Ивановича, да подвиг монахов Пересвета и Осляби».
Что тут возразишь? Только одно: «Сказание», созданное намного позже описываемых в нем событий, вряд ли превосходит в плане достоверности фоменковские изыскания вкупе с детским мультиком.
Отлученный от церкви
Мог ли дать благословение князю Дмитрию Ивановичу Сергий Радонежский? А если и мог, то почему князь отправился за ним в глухие леса, а не к высшим иерархам церкви, что подобало бы его статусу?
В. А. Челышев. “Благословение Сергия Радонежского Дмитрию Донскому”
Вот единый, «шокирующий» ответ на два вопроса сразу: будучи отлученным от церкви и преданным анафеме митрополитом Киприаном, князь Дмитрий не мог получить такого благословения у подчиненного Киприану Сергия. И не получил — что бы там ни писали в школьных учебниках.
Дело в том, что еще летом 1378 года князь Дмитрий, желавший видеть на посту митрополита свою креатуру, а не Киприана, повелел слугам выгнать ставленника Константинополя прочь за городские ворота. Что и было сделано. С соответствующими для Дмитрия Ивановича последствиями.
Вчитываемся в первоисточник — письмо отлучения, разосланное Киприаном:
«Но раз меня и мое святительство подвергли такому бесчестию, — силою благодати, данной мне от Пресвятой и Живоначальной Троицы, по правилам святых отцов и божественных апостолов, те, кто причастен к моему задержанию, заточению, бесчестию и поруганию, и те, кто на то совет давали, да будут отлучены и неблагословены мною, Киприаном, митрополитом всея Руси, и прокляты, по правилам святых отцов».
Далее в письме говорится, что, буде кто из слуг Божьих осмелится не присоединиться к отлучению Дмитрия, сам же и подвергнется анафеме. Сергий Радонежский пошел наперекор митрополиту?
Сергий Радонежский, игумен Радонежский, игумен земли Русской, всея России чудотворец — иеромонах Русской церкви, основатель ряда монастырей, в том числе Свято-Троицкого монастыря под Москвой
Ищем ответ. Заглядываем в ранние жития святого. Читаем, как же именно напутствовал он Дмитрия насчет татар: «Почти дарами и воздай честь нечестивому Мамаю, да, видим твое смирение, господь Бог вознесет тебя, а его неукротимую ярость и гордость низложит». Это — благословение на битву?
К слову, нет о нем упоминания не только в житиях Сергия Радонежского. Не упоминается оное и в летописях Куликовской битвы, в статьях Рогожского летописца и Симеоновской летописи, в Новгородской первой летописи. То, о чем не ведали современные событиям летописцы, станет «досконально известным» лишь в конце XV — начале XVI века.
Настоящие герои
Теперь по теме «Пересвет-Челубей». «Всем известно», что они прикончили враг врага — не так ли? Почитаем теперь избранное из самой ранней, Кирилло-Белозерской редакции «Задонщины».
Согласно оной, Пересвет «ркучи таково слово: «Лутчи бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели от поганых полоненным«. Самое же примечательное, что слова о том, что лучше броситься на меч, нежели сдаться, наш смиренный монах произносит — цитируем, — когда «иные уже лежат посечены у Дона Великого на берегу». То есть битва в разгаре, а герой, якобы убитый до ее начала Челубеем, вполне жив и, рубя поганых, не безмолвствует.
Что касается монашества Пересвета и Осляби — первый, согласно «Задонщине», не был облачен во время битвы ни в рясу, ни в схиму, ни в скуфейку, а «злаченым доспехом посвечивал», что более пристало витязю, нежели смиренному монаху. Но вот самое главное: в поминальном перечне Троицкого монастыря, основанного Сергием Радонежским, монахами которого якобы и были Александр Пересвет и Родион Ослябя, оба эти имени отсутствуют.
А.В. Городничев – “Александр Пересвет”. Легендарный монах-воин, инок Троице-Сергиевского монастыря. Вместе с Родионом Ослябей участвовал в Куликовской битве и сразил в единоборстве перед основным сражением богатыря Челубея, погибнув при этом сам.
Ради справедливости стоит отметить, что Ослябя, уцелевший в битве, действительно постригся в монахи, но лишь под старость, и служил впоследствии у митрополита Киприана. Что до Пересвета, то доподлинно о его дальнейшей судьбе неизвестно. Зато ведомо о нем иное.
Пересвет и Ослябя именуются во всех летописях «боярами брянскими» и «любочанами». Во времена Дмитрия Донского город Любутск на Оке (отсюда и «любочане») относился к землям Великого княжества Литовского и Русского. Первый удар ордынцев приняли на Куликовом поле войска перешедших на службу к Дмитрию Ивановичу литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей.
И уже из этих двух фактов, запечатленных не в сказаниях, но в летописях, можно сделать один вывод: «любочане» Пересвет и Ослябя (или, говоря современным языком, «русские соотечественники из Литвы») бились в составе «сторожевого полка», состоявшего из литвинов, подданных литовских же князей, перешедших под русские знамена.
Между прочим, рубились литвины отчаянно. А вот жители стольного града, согласно летописям, да и «Задонщине», таковой ратной удали, увы, не проявили. Вчитываемся: «Москвичи же мнози небывальци, видевшее множество рати татарской, устрашишася и живота отчаявшася, а иным на бегы обратишася».
Дмитрий Михайлович Боброк Волынский — безудельный князь, боярин и воевода великого князя Дмитрия Ивановича Донского
Как знать, чем бы закончилась Куликовская битва, если бы не полководческий гений прославленного воеводы Дмитрия Боброка — тоже литвина по национальности, уроженца Волыни, входившей в те времена, как и родной Пересвету и Осляби Любутск, в земли Великого княжества Литовского и Русского.
Как становятся врагами
Вкратце подытожим: первый удар окаянных басурман приняли на Куликовом поле литвины, в рядах которых бились витязи, «бояре брянские» Ослябя и Пересвет, перешедшие под знамена преданного анафеме Дмитрия Донского вслед за своим сюзереном Дмитрием Ольгердовичем, князем Брянским.
Возмутительное утверждение, не правда ли? Ведь в конце XV века, в годы «раскрутки» упомянутого нами «Сказания о Мамаевом побоище», появляются сведения о походе на Куликово поле литвинского злодея Ягайло. Да и в «Сказаниях» однозначно указывается, что Литву ведет на поле биться с русскими литовский же князь Ольгерд.
Наконец, и в летописях Москвы XV века прямо говорится, что Ягайло совершил поход против Дмитрия Ивановича «с силой литовские и лятские»…
Только вот ведь незадача: князь Ольгерд, якобы сражавшийся против Руси на стороне басурман, почил в бозе за несколько лет до начала Куликовской битвы. А в «походе Ягайло» при всем желании не могли быть задействованы силы польские (лятские). Ведь Литва объединилась с Польшей только через пять лет после Куликовской битвы — в 1385 году.
Ягайло — князь витебский, великий князь литовский в 1377—1381 и 1382—1392 годах, король польский с 1386 года под именем Владислав II Ягелло. Внук Гедимина, сын великого князя литовского Ольгерда
Впрочем, и сам поход Ягайло на Русь столь же исторически «достоверен», как и мертвый князь Ольгерд, якобы возглавивший литовскую рать, якобы сражавшуюся на Куликовом поле супротив рати русской.
А теперь зададимся двумя вопросами. Почему, спустя век после Куликовской битвы, истинная роль литвинов, сражавшихся на русской стороне против басурман, подверглась не то что замалчиванию — переосмыслению до неузнаваемости? Почему пропагандистам XV века пришлось «превращать» витязей Пересвета и Ослябю в монахов, а слова Сергия Радонежского, обращенные к «окаянному» Дмитрию Ивановичу, преподносить не иначе как благословение?
На второй вопрос ответим кратко: к сожалению, в годы монголо-татарского ига представители церкви крайне редко проявляли чудеса храбрости — к примеру, тот же митрополит Киприан бежал из Москвы, едва к ней, уже после Куликова поля, подошел хан Тохтамыш с войсками. Церкви требовались именно воцерковленные герои.
Что касается литвинов, вдруг из защитников Русской земли ставших ее врагами вкупе с «силами лятскими», то тут все еще проще. Годы создания мифов, «развенчивающих» воинскую доблесть литвинов, сражавшихся на Куликовом поле за Русь, — это годы, на которые пришелся апогей противостояния Москвы с Польшей и Литвой.
У реальной истории действительно нет сослагательного наклонения, но ее, бывает, переписывают — в угоду политической сиюминутности.