Из далеких теперь уже времен Средневековья, окутанных туманом легенд, позднейших вымыслов и экзальтированного христианского мистицизма, дошли до нас с десяток понятий, каждое из которых прочно укоренилось в сознании будущих поколений. Оставим в стороне футбол, значки и прочие детали современного быта, введенные в обиход именно тогда. Сквозь тьму времен перед нами отчетливо высвечивается таинственный женский лик — Прекрасная Дама!
Средневековье — время чудес. Именно к области чудесного можно отнести волшебное преображение женского образа из малозаметной детали семейного обихода в загадочную и многоликую, пережившую столетия Незнакомку.
Средневековье отвело женщине ничтожное место в социальной иерархии. Да и как еще можно было к ней относиться, если на страницах Библии рассказывалась история о том, как любопытство Евы и ее наивность довели Адама до греха, имевшего столь ужасные последствия для рода человеческого? Поэтому вполне естественным казалось возложить всю тяжесть ответственности за первородный грех на хрупкие женские плечи.
Кокетство, изменчивость, легковерие и легкомыслие, глупость, жадность, завистливость, богопротивная хитрость, коварство — далеко не полный список нелицеприятных женских черт, ставших излюбленной темой литературы и народного творчества. Женскую тему эксплуатировали с самозабвением. Но вот что удивительно: все они существовали рядом с совершенно иной литературой, которая настойчиво воспевала и славила Прекрасную Даму.
Но сначала поговорим о социальном статусе женщины. Средневековье заимствовало его из знаменитого Римского права, которое наделяло женщину, по сути, единственным правом, вернее, обязанностью — рожать и воспитывать детей.
Правда, Средневековье наложило на этот статус свои особенности. Поскольку главной ценностью при тогдашнем натуральном хозяйстве была земельная собственность, то женщины зачастую выступали в качестве пассивного орудия для захвата земельных владений и прочей недвижимости. И не нужно обольщаться героизмом рыцарей, завоевывающих руку и сердце возлюбленных: они не всегда делали это бескорыстно.
Совершеннолетним возрастом, позволяющим вступать в брак, считалось 14-летие для мальчиков и 12-летие для девочек. При таком положении вещей выбор супруга целиком зависел от родительской воли. Неудивительно, что освященный церковью брак для большинства становился пожизненным кошмаром. Об этом свидетельствуют и тогдашние законы, очень подробно регламентирующие наказания для женщин, убивших своих мужей, — видимо, такие случаи были не редкостью. Доведенных до отчаяния преступниц сжигали на костре или закапывали живьем в землю. А если еще вспомнить, что средневековая мораль настоятельно рекомендовала жену бить и желательно почаще, то легко представить, как «счастлива» была Прекрасная Дама в своей семье.
«Муж имеет право наказывать свою жену и бить ее для ее исправления, ибо она принадлежит к его домашнему имуществу». Вообще, средневековая традиция советовала мужу относиться к жене, как учитель к ученику, то есть почаще учить ее уму-разуму.
К браку в это время относились противоречиво и, на современный взгляд, странно. Далеко не сразу церковь вообще сумела найти достаточно оснований, чтобы оправдать брак как таковой. Очень долго считалось, что настоящим христианином может быть только девственник. Эта концепция, впервые сформулированная Святым Иеронимом и папой Григорием Великим, безоговорочно принималась церковью. Однако уже Блаженный Августин на рубеже IV и V веков утверждал, что брак все-таки не так уж плох «ибо лучше вступить в брак, чем разжигаться». При том строго оговаривалось, что в браке соитие должно совершаться не ради наслаждения, а только с целью рождения детей.
И в начале IX века брачные союзы стали освящать таинством венчания. А прежде отсутствовало даже само понятие — «брак». Семьей называлось более или менее постоянное совместное проживание многочисленных родственников со стороны «мужа». Количество «жен» никак не нормировалось; более того, их можно было менять, отдавать во временное пользование друзьям или кому-то из родни, наконец, просто выгнать.
Но и после того, как церковь стала освящать брак, общественная мораль строго делила брачные отношения (более похожие на политический, юридический и финансовый договор) и подлинную любовь.
Главное, что требовалось от женщины в браке — рожать, рожать и рожать. Но сия благословенная способность часто оказывалась для средневековой семьи не благом, а горем, так как сильно осложняла процедуру наследования имущества. Делили добро по-всякому, но самым распространенным способом распределения наследства был майорат, при котором львиную долю имущества, прежде всего землю, получал старший сын. Остальные сыновья либо оставались в доме брата в качестве приживалов, либо пополняли ряды странствующих рыцарей — благородных, но нищих. Так появилась целая плеяда странствующих рыцарей. Знакомое словосочетание, не правда ли?
Дочери и жены долгое время вообще не имели никаких прав на наследование супружеского и родительского имущества. Если дочь не удавалось выдать замуж, ее отправляли в монастырь, туда же шла и вдова. Английский парламент, например, приравнивал их в этом отношении к крестьянам, бывшим собственностью феодала.
Особенно тяжело приходилось девушкам-сиротам, они целиком попадали в зависимость от опекунов, редко испытывавших родственные чувства к своим подопечным. Если же за сиротой стояло большое наследство, то ее брак обычно превращался в весьма циничную сделку между опекуном и предполагаемым женихом. Сакраментальный вопрос при венчании: согласна ли невеста вступить в брак, звучал скорее как издевательство, нежели как желание действительно услышать волю невесты.
Сколь ни многотрудной и причудливой была реальность тех лет, воображению средневекового человека чего-то явно недоставало. Сквозь вековые пелены традиций и религиозных ограничений Средневековья рисовался некий туманный, мерцающий неразгаданной загадкой женский образ. Так возникла легенда о Прекрасной Даме. С относительной точностью можно сказать, что на свет она появилась в конце XI — начале XII века, местом ее рождения считается южная область Франции, Прованс.
Провансом, с которого началось победное шествие Прекрасной Дамы по миру, ныне именуется вся южная окраина Франции, объединяющая несколько провинций: Перигор, Овернь, Лимузин, Прованс и т. д. Вся эта обширная область во времена Средневековья носила название Окситании, так как народ, ее населяющий, говорил на языке «ок», который теперь известен как провансальский. Она же, кстати, вошла в название одной из южных провинций – легендарный Лангедок.
Трубадурами назывались поэты, слагавшие свои песни именно на языке «ок». Стихи на этом языке, посвященные Прекрасной Даме, были первыми произведениями высокой литературы, написанными не на «вечной» латыни, а на разговорном языке, что делало их понятными всем.
Образ нашей героини, естественно, собирательный. Но одна особая примета у него все же есть: «Она» безусловно красива.
Поэты Окситании, воспевавшие Прекрасную Даму, обычно рисовали ее замужней. Замужество было той непреодолимой преградой, благодаря которой любовь приобретала необходимую степень трагической безнадежности. Эта безнадежность и составляла главный предмет лирики трубадуров. Любовь вдохновенного поэта далеко не всегда оказывалась взаимной и только в редких случаях завершалась близостью. Таков был закон рыцарской верности, предполагавший максимальную идеализацию чувства и желательно более полный отказ от плотского наслаждения.
Капризная Дама хотела, чтобы ей служили ради самого служения, а не ради удовольствия, которым она в силах осчастливить возлюбленного.
Властвовавшее тогда в умах любовное право имело довольно слабое отношение к современной морали и видело мало преград для настоящей любви. Даже брак, несмотря на некоторые естественные сложности, вроде ревности, не представлял особой помехи в отношениях возлюбленных. Ведь законное супружество не имело ничего общего с любовью.
В трубадуре ценилось, прежде всего, не происхождение, а его поэтический дар и иные таланты. Ведь жизнь средневекового замка была предельно замкнута. Трубадуры, ведущие кочевой образ жизни, становились желанными гостями при любом дворе. Они часто брали на себя обязанности дворцовых распорядителей и отвечали за все, связанное с приемом гостей и развлечением хозяев.
Иногда трубадурами становились сами господа. Например, один из первых известных нам трубадуров, Гильем Аквитанский, граф Пуатевинский, богатством далеко превосходил самого французского короля, хотя и считался его подданным.
Невероятно, но факт! В мире рыцарской доблести и чести женщины неожиданно приобретают огромные права, возносятся в сознании мужского окружения на недосягаемую высоту — вплоть до небывалой доселе возможности вершить суд над мужчиной. Правда, все эти права и возможности осуществлялись в очень узкой сфере рыцарской этики, но и это уже было победой женщины.
Дворы знаменитых куртуазных королев того времени — Алиеноры Аквитанской (внучки «первого трубадура» герцога Гильема Аквитанского) или ее дочери Марии Шампанской и племянницы Изабеллы Фландрской — предстают самыми блестящими центрами рыцарской культуры конца XII века. Именно при их дворах торжественно вершились знаменитые «суды любви».
«Суд любви» в данном употреблении нисколько не метафора. Разбирательства в области любовного права происходили с полным соблюдением всех норм морали и существовавшей тогда судебной практики. Разве только смертных приговоров «суды любви» не выносили. Известен, например, случай, когда так называемый «суд любви» признал недостойным поведение дамы, отказавшей в «обычных утехах» любовнику после своего замужества. Приговор по этому делу гласил: «Несправедливо, будто последующее супружество исключает прежде бывшую любовь, разве что если женщина вовсе от любви отрекается и впредь не намерена любить».
В сферу влияния женщины вдруг отошла огромная область тогдашней жизни, практически все, что имело значение в отношениях полов.
Во имя своей госпожи рыцарь, согласно кодекса, совершает ратные подвиги, наградой за которые служит подаренный платок, перчатки, брошенный цветок и другие знаки внимания дамы к поклоннику. Любовь стала служением «прекрасной даме», поклонением ей. Дама сердца стала для рыцаря неземным созданием, воплощением божества.
Поведение рыцаря и дамы определялось целой системой строго установленных норм. Рыцарь открыто демонстрировал свое чувство: хорошим тоном считалось в отсутствии дамы или при ее очевидной неблагосклонности обнаруживать свои страдания: он не сможет ни есть, ни спать, прекратит всякие развлечения, громко оплакивая свою участь.
Рыцарю полагалось уметь играть на музыкальных инструментах, слагать стихи и посвящать их прекрасной даме (а вот умение читать и писать было совсем даже не обязательным).
Много внимания рыцари уделяли соблюдению обетов, какими бы необычными или забавными они не казались. Рыцарь мог поклясться не прикасаться к пище или какому-либо определенному ее виду, не стричь волосы, не мыться, пить и есть стоя, носить на себе цепи до тех пор, пока не исполнит торжественно данного обета, особенно такого, который сложен в исполнении. 
Известен случай, когда дама вручила своему возлюбленному свою рубашку вместо кольчуги для участия в турнире, а затем, после его победы, с гордостью надела окровавленную рубашку поверх своего платья.
Рыцарь бился на турнирах, прикрепив перчатки своей дамы к шлему и прибив к щиту табличку, превозносившую её добродетель и красоту.
Прекрасная дама должна была обладать любезностью, способностью вести светскую беседу, красотой, благородством манер, веселым нравом и кокетливостью.
Впрочем, не надо обольщаться. Все свои новые права она приобрела не на пути эмансипации и не в борьбе, а благодаря все той же мужской воле, которая вдруг захотела смирения.
Женщины не преминули воспользоваться новым своим положением. Документы сохранили огромное количество легенд. Сюжетами этих легенд пользовались и Боккаччо, и Данте, и Петрарка. Во всех легендах самую активную роль играют именно женщины.
К числу бессмертных историй, порожденных этой блистательной эпохой, относится и знаменитый сюжет о «съеденном сердце». Прекрасный и доблестный рыцарь Гильем де Кабестань полюбил жену своего сеньора, господина Раймона де Кастель-Россильон. Узнав о такой любви, Раймон преисполнился ревностью и запер неверную жену в замке. Затем, пригласив к себе Гильема, увел его далеко в лес и там убил. Раймон вырезал сердце несчастного влюбленного, отдал его повару, а приготовленное кушанье приказал подать за обедом жене, ни о чем не подозревавшей. Когда Раймон спросил ее, понравилось ли ей угощение, дама ответила утвердительно. 
Тогда муж объявил ей правду и в доказательство показал голову убитого трубадура. Дама ответила, коль скоро муж угостил ее таким прекрасным блюдом, то иного она не отведает вовек, и бросилась с высокого балкона вниз.
Услышав о чудовищном злодеянии, король Арагонский, чьим вассалом был Раймон, пошел на него войной и отнял у него все имущество, а самого Раймона заключил в тюрьму. Тела обоих возлюбленных он приказал с подобающими почестями похоронить у церковного входа в одной могиле, а всем дамам и рыцарям Россильона повелел ежегодно собираться в этом месте и отмечать годовщину их смерти.
Эта история переработана Боккаччо в «Декамероне» и с тех пор пользуется огромной известностью в мировой литературе. Из современных ее обработок достаточно вспомнить фильм Питера Гринуэя «Повар, вор, его жена и любовник».
Прекрасная Дама просуществовала недолго. Уже в первой половине XIII века, в период с 1209 по 1240 год, Прованс подвергся четырем крестовым походам из Северной Франции. В истории Франции они остались под именем альбигойских войн.
Формальным поводом к началу военных действий стали ереси самого разного толка, распространившиеся по всему Провансу, отличавшемуся крайней веротерпимостью. Одним из наиболее мощных еретических движений было движение так называемых катаров с центром в городе Альби. Отсюда и название войн. Впрочем, как обычно бывает, главным поводом к войне стал не столько религиозный фанатизм, сколько тот факт, что Прованс, исторически самая развитая, прогрессивная и богатая часть Франции, фактически жил жизнью, от нее не зависящей.
С падением Прованса трубадурское искусство быстро пришло в упадок и скоро забылось, но дело было сделано. Нравы стали изысканнее и гуманнее, а Прекрасная Дама, сменившая с тех пор тысячи имен, жива по сей день.