Вот что строил испанский архитектор Антонио Гауди:
Его здания описывают как «бионические дома», некоторые говорят о «летящей пластичной материи». За морем восторгов художников и дизайнеров, как мне показалось, упущена некоторая невероятная рационализация и прагматичность. Гауди был в первую очередь отличным разработчиком, математиком и геометром. Но чтобы объяснить это, сначала я покажу другую картинку:
Это два крепления. Первое производится серийно — оно просто в проектировании, просто в изготовлении, дёшево и невероятно уродливо. Второе красивое, и требует на 25% меньше материала для того, чтобы выдержать тот же вес (то есть — куда прочнее). Только его трудно рассчитать, оно будет дороже в серии — и придётся подумать.
Примерно то же самое делал Гауди. Ему пришлось обойтись без математического аппарата и современных материалов. И ещё действовать в рамках строго ограниченного бюджета. Он, фактически, заложил новые принципы всего от фасада до последней дверной ручки, создал шедевры оптимизации — в общем смёл все стереотипы как сухие листья, создал с нуля теорию и воплотил её. В девятнадцатом веке всё то, что он делал, было просто диким. Некоторые даже считали его сумасшедшим.
Начнем с нагрузок на несущие конструкции здания
Представьте, что вы строите дом в девятнадцатом веке. Первое, что вы делаете — это уходите от готической избыточности и нефункциональных украшений. Каждый элемент должен нести прямой функциональный смысл. Вы начинаете с прототипирования зданий по его несущим осям. Вот первая гениальная догадка Гауди. Смотрите, как он делал макеты:
Он интуитивно понял, что оптимальная форма несущей конструкции близка к параболоиду. Чтобы рассчитать все параболоиды в здании, он подвешивал грузики на верёвках или цепочках. Каждый грузик — это масса стены, масса конструкции на крыше, масса чего-то ещё. Потом он смотрел, как именно выгибаются арки будущего здания — получался перевёрнутый макет. Затем он подкладывал зеркало и перерисовывал его. Потому что этот макет представлял, по сути, перевёрнутое здание.
Самое важное — это был «живой» макет из верёвочек, куда вы могли подвесить новые грузы по мере получения новых данных. То есть если готический архитектор имел две-три попытки на макет, и каждая его переделка была серьёзной работой, Гауди имел возможность проверять тысячи вариантов разработки. Захотел убрать стену — снял цепочку, сдвинулись все остальные. Захотел построить тяжёлую надстройку на куполе — подвесил камень нужной массы, поменялся изгиб арки к оптимальному. Матмодель бы сошла с ума, а верёвочки всё решали. Быстро, невероятно дёшево и настолько эффективно, что мы с вами вот только с компьютерами научились считать примерно похожим образом. И вот результат:
Фасад дома Мила, я знаю, архитекторы убьют меня за такую съемку
Продолжаем аналогию с вами в девятнадцатом веке. Как вы шли к финалу? Сначала повезло. Всё детство вы наблюдали за животными и растениями, и знаете, как они замечательно умеют держать нагрузки. Природа подсказывает вам оптимальные формы для разных конструкций.
Вам везёт второй раз, потому что ваш дядя — кузнец. Он учит вас работать с материей так, чтобы она принимала именно ту форму, которая нужна для задачи. Вы научились двум вещам: тому, что именно воля человека определяет форму материи, и тому, что сначала нужно определить суть вещи, а потом делать её нужной формы — а не идти на поводу у того, что удобнее изготовить.
Материал диктует вам форму зданий. Всё ваше образование говорит вам, что есть определённые практики расчётов, и нужно пользоваться ими. Есть проработанные веками оптимальные формы. А потом наступает самое интересное. Появляется ограничение в задаче. У вас есть заданный бюджет, и в рамках этого бюджета вам нужно спроектировать здание, внутри которого будет свободная планировка. Потому что богатая буржуазная чета Мила заказала себе дом на главной улице Барселоны. Они хотят несколько собственных помещений — и что-то вроде отеля во всём остальном доме. Это нормальная практика в те годы — каждый дом строился как самообеспечивающийся проект. Все затраты на поддержание дома окупались тем, что часть «квартир» (или этажей) сдавалась жильцам на долгие годы. Техническая сложность была в том, что каждый жилец делал под себя довольно серьёзный ремонт.
Почему это проблема? Тогда здание держалось на внутренних перегородках. Это сегодня мы представляем себе здание как прочную коробочку, внутри которой можно что-то двигать. В восемнадцатом веке и начале девятнадцатого только-только расцвела неоготика и поднимал голову модерн. А это значит — ни одного самонесущего фасада. С точки зрения конструкций, здания — это крыша, стоящая на колоннах, и не проваливающаяся благодаря им. Стены строили как у крепости, с контрфорсами.
В общем, решить задачу дёшево и при этом правильно было невозможно. И, похоже, именно это прекрасное слово — «невозможно» — вас вдохновило. Вы знаете, что материя в природе эту задачу решает. У вас есть куча растений, которые устроены совсем по другим принципам. Один только вид позвоночника с рёбрами заставляет предположить, что внешний несущий каркас вполне себе возможен. Осталось воплотить это в здании.
Но вы не знаете, что это неисполнимо. И ищете способ. И чем больше вы думаете, тем больше понимаете, что не так устроен весь процесс строительства зданий. И начинаете — шаг за шагом — приходить к нужному, выстраивая всё с нуля.
Вот, смотрите: арки чердачных помещений дома Батло:
Они сделаны из кирпича — невероятно дёшевы, невероятно (по тем временам) прочны, идеально рассчитаны. А вот прототип из мира живой природы, конструкция, которая отточена тысячелетиями непрерывной оптимизации:
И вот невероятно красивое решение по свету — арки чердака дома Мила:
На фото видно этот самый кирпич — самый что ни на есть обычный для тех времён, но уложенный в структуру, которая наиболее хорошо сопротивляется статической нагрузке сверху. Как куриное яйцо — легко разбить ударом слабого клюва цыплёнка изнутри, но куда сложнее раздавить снаружи. Там же целая курица сидит.
Эргономика
Общая промышленная ситуация в самом начале двадцатого века требовала развития дизайна. Напомню, именно тогда в обиход широко входили автомобили и электричество (Гауди даже перепроектировал подвал одного из своих домов из конюшни в гараж — понадобилась более прочная и сложная рампа для заезда). Одним из важнейших запросов промышленности была эстетика. Через эстетичный внешний вид фабричных объектов предполагалось завоёвывать рынок. Напомню, электричество ещё лет двадцать было страшилкой типа ГМО и прививок в современном обществе — в Европе его реально боялись и связывали с привидениями. Но важно то, что в этот самый момент от готического фреймворка разработки мы переходим в два следующих варианта:
• Или в неомодерн (Гауди, эстетика, биоформы и эргономика)
• Или в конструктивизм (Баухаус и ВХУТЕМАС, линейные формы для серийного производства, минимализм).
Гауди работал с эргономикой, а мэтры Баухауса — с тем, что можно было производить серийно. Победил, конечно, немецкий фабричный гений — всё же в тех условиях делать нечто не квадратно-гнездовое было очень и очень сложно.
Гауди же, в свою очередь, очень быстро понял, что его не устраивает практически ничего из стандартных элементов и фурнитуры для домов. Тогда никто не знал, что делает архитектор, а что не делает, поэтому Антонио Гауди залез в процесс с самого-самого начала. Ему пришлось заново продумывать формы поручней так, чтобы за них было легко и удобно держаться:
Или вот посмотрите на двери:
Позже он улучшил и смотровое отверстие, сделав его похожим на глаз мухи
Здесь нас интересует форма ручки (за неё чертовски удобно браться), глазок, метка с «номером» квартиры. Сейчас эти смотровые отверстия стали уже частью современной культуры Каталонии (я нашёл эту дверь в районе Монжуик):
В центр этих «глазков» иногда монтируют маленькую камеру
Вот еще его двери и мебель:
Сдвоенное кресло, кстати, идеально для разговора молодой пары, как это ни странно. И ещё обратите внимание, как он отлично спрятал массивные несущие элементы и рёбра жесткости конструкции стульев.
А вот фурнитура поближе: всё рассчитано под руку:
Ни одной прямой линии при потрясающем удобстве:
Очень интересное у него было управление светом:
Здесь, фактически, использован тот принцип, который стал основным для строительства современных торговых центров. В доме Батло был большой внутренний дворик — и высокие дома рядом. Гауди накрыл дворик стеклом и сделал там лестницу и шахту лифта в середине. Получился источник света для всех этажей — и «пустой» рассеивющий внутренний элемент, который безумно хорошо сочетался с наружными несущими конструкциями. Этот же опыт позже был повторён в доме Мила.
Про металлические элементы типа ограждений (есть на фото дома Мила выше) была даже смелая теория про то, что Антонио научился считать фракталы. На деле, скорее всего, ситуация проще: он собирал виды и типы животной материи (компактные пространства — лотос и кукуруза, несущие — позвоночники и стебли, эластичные — ткани растений и т.п). И использовал совершенно нормальную идею фрактального роста деревьев в отливках. Плюс вкус. Да, получается сложный фрактал. Но не потому, что так хотелось, а потому, что это оказалась оптимальная форма для решения задачи.
Проект-менеджмент
В парке Гуэль было очень много интересных управленческих решений, которые потом пошли и в другие проекты. Во-первых, максимальное переиспользование материалов и сохранение ландшафта. Участок семьи Гуэль был с довольно большим перепадом по высоте — Гауди решил не выравнивать его, а использовать перепады высот в качестве особенностей проекта. В частности, это очень помогло системе водоснабжения. Во-вторых, большинство каменных элементов сделаны из тех камней, которые нашлись непосредственно на участке:
Позже Антонио использовал похожую методику для украшения объектов на крышах зданий:
Кстати, сами эти штуки хоть и служат очень крутым украшением здания, но на деле — дымоходы. Сзади видно входные отверстия вентшахты. Решается две задачи: маскировка технологических портов здания и украшение крыши. Напомню, тогда крыши украшали бедно и без привязки к функционалу, плюс не знали, как считать нагрузки.
Вот эти купола на переднем плане было очень сложно сделать из чего-то современного архитектору — навыков изготовления криволинейных покрытий не было. В итоге надо было делать мозаику из стекла. Здесь использован мусор с объекта — битые бутылки шампанского. Часто он использовал битую облицовку сносимых зданий, то есть, фактически, переиспользовал старый материал. Фанаты экологичного строительства в Испании считают, что он был пионером экологии в архитектуре.
Там же в парке Гуэль у него случился первый опыт краудсорсинга. Нужно было выложить мозаикой бортик над рыночной площадью. Не было ни бюджета, ни людей, ни понимания, как сделать всё красиво — то есть схемы. Гауди предложил следующее: каждый рабочий берёт битую керамику (облицовку зданий) и выкладывает свой собственный узор, который кажется ему наиболее интересным на своём участке. Рабочие с огромным энтузиазмом взялись за это дело — архитектор впервые позволил сделать что-то своё, без надзора, и это был бы очень крутой след каждого в нашумевшем проекте. В результате почти бесплатно (за 1/10 от возможного бюджета) и очень быстро был получен крутейший результат. Счастливы были все стороны.
Ещё у него была интересная методика раздачи чертежей строителям. Вместе с бумагой он выдавал макеты здания или конкретные фрагменты макетов с их собственной частью. Вместо того, чтобы смотреть на бумагу и представлять, так ли они делают, строители смотрели на объёмный макет 1:10 и сразу включали голову.
В общем, вот так. Почему я думаю, что он был отличным разработчиком и добился всего того, чего мог бы добиться разработчик? Потому что он:
1. Понял условности текущих методов архитектуры.
2. Разработал свой собственный подход начиная от матаппарата.
3. Реализовал всё это в виде зданий, вошедших в культурное достояние человечества.
4. Попутно совершил революцию в архитектуре, эргономике и городском строительстве.
5. Не поругался с городом — его даже звали строить храмовые объекты (самый известный — недостроенная Саграда Фамилиа).
В общем, он разработал свой метод, оставил след в культуре планеты и при этом решил множество текущих задач оригинальными методами. Его наставник в школе архитектуры, похоже, предвидел нечто подобное. По крайней мере, вручая диплом, он сказал:
— Уж не знаю, кому я вручаю этот диплом — архитектору-гению или сумасшедшему.
Источник