О том, как место, знаменитое на весь мир своими водопадами, превратилось в декорации к фильму о техногенной катастрофе.
Вообще-то меня предупреждали. «Поездка на Ниагарский водопад — это пошлое клише», — говорили мои русские друзья. «Там не очень», — вторили им американские. «Поезжай хотя бы на канадскую сторону — там получше», — без зазрения совести кивали канадские. И все они соглашались, что в целом идея так себе. Но никто не удосужился объяснить, в чем, собственно, дело. Поэтому я сама предположила: капиталистический аспект местной туристической индустрии, видимо, достиг апогея. В городе Ниагара должно быть полно туристов в растянутых футболках и шортах до колен; они ходят толпами, фотографируют каждый куст, загрязняют окружающую среду и едят за неоправданные деньги всякую дрянь в местных фастфудах, коими утыканы все улицы. Как же я, однако, ошибалась.
В путь!
Первым «звоночком» было само мое прибытие на место. В Ниагару (я имею в виду не водопад, а город, разделенный чудом света на две части — американскую и канадскую) можно попасть несколькими путями: доехать на машине от Нью-Йорка (семь часов езды) или на поезде «Амтрак» (якобы девять часов езды), а также долететь на самолете до местного аэропорта (но это неадекватно дорого) или до соседнего Баффоло (оттуда до водопадов рукой подать). Я выбрала поезд как самый дешевый вариант. И вот, когда через 12 часов после посадки кондуктор объявил, что до конечной — моей — станции наконец остается 15 минут, в вагоне, помимо меня и моей подруги, едва ли набралось четыре человека. И никто их них не выглядел туристом — большая часть напоминала довольно-таки деклассированные элементы. Подруга даже заерзала: «Не нравится мне тот парень с ранцем, давай отсядем — вдруг у него там оружие».
Некуда бежать
Мы вышли в ночь. Вдоль широких улиц, четыре полосы минимум, стояли двухэтажные таунхаусы. В темноте сначала показалось, что нигде нет света, потому что жители просто спят. Приглядевшись, я поняла, что дома здесь двух типов: заброшенные (причем давно, поросшие бурьяном, с разбитыми или, наоборот, заколоченными окнами, в аварийном состоянии) и недостроенные. Мы проезжали целые кварталы — картина не менялась. Пока вдали неоном горели небоскребы с канадской стороны, наше шоссе тускло подсвечивали редкие фонари. За 15 минут езды мы не встретили ни одного человека — если не считать вылезшего из кустов афроамериканца совершенно бандитского вида. Он, разумеется, оказался нашим соседом.
Добравшись до своей, снятой через Airbnb квартиры, мы легли спать, включив во всем доме свет и положив в ногах кочергу, найденную в камине.
Наутро мы оказались еще живы, поэтому отправились к водопаду. Тут-то нам и стал очевиден масштаб бедствия: улицы были также пустынны, как и ночью. Над широкими перекрестками висели покосившиеся связки светофоров — форменный пост-Апокалипсис. По шоссе вереницами ехали машины — но все мимо, через город, на большой скорости. Кафе и рестораны были закрыты и заперты на навесные замки, причем давно: на грязных витринах лежал толстый слой пыли. Вещи за стеклами при этом казались нетронутыми: будто хозяева только вчера ушли с работы и вернутся на нее чуть позже, в полдень. От всего этого было так жутко, что хотелось просто бежать прочь без оглядки.
По возвращении из Ниагары меня все мучал вопрос, что же, черт возьми, там случилось. Почему место, знаменитое на весь мир своими водопадами, о которых столько всего снято, написано и спето, превратилось в декорации к фильму о техногенной катастрофе?
История неуспеха
В целом злоключения американской стороны Ниагары можно емко описать словами автора книги «Изобретая Ниагару: красота, власть и ложь» Джинджера Стрэнда: это «история в миниатюре всех мировых ошибок урбанистического возрождения». Впрочем, город, кажется, претерпел не только это, но вообще все: и политическую коррупцию, и распространение криминала, и даже техногенную катастрофу.
Никола Тесла был, похоже, одним из первых в череде тех, кто здесь не преуспел. Именно на Ниагарском водопаде Тесла, открывший переменный ток, сумел построить в 1893 году гидроэлектростанцию. Это можно было бы считать полным триумфом, если бы только финансировавшая проект компания не оказалась на грани банкротства и не попросила о пересмотре договора, предусматривавшего для Теслы щедрые выплаты. Изобретатель, по слухам, демонстративно разорвал контракт на кусочки. Сей альтруистичный поступок обрек его на финансовые скитания и ограничил творческий потенциал изобретателя на всю оставшуюся жизнь.
Проект электростанции Теслы, в свою очередь, уничтожил мечту некоего магната-мечтателя с говорящей фамилией Лав. Этот человек хотел воплотить свою фантазию об идеальном мире в Ниагаре: он задумал соединить каналом верхнюю и нижнюю реки Ниагары. Магнат верил, что это сплотит людей и положит начало созданию общества, которое будет проповедовать мир и дружбу. Однако Лав разорился, а инвесторы были куда больше заинтересованы в электростанции, чем в любви к ближним, так что канал так и не был построен. Рабочие успели только выкопать резервуар, который и оставался разрытым следующий десяток лет. В 1920-х появившиеся в городе представители промышленности — разумеется, по несчастливой случайности, это были химические заводы — решили, что резервуар не должен простаивать, и стали сливать туда отходы своего токсичного производства. Надо сказать, в 50–60-е годы Ниагарский водопад еще привлекал массу туристов со всех уголков Америки.
Все изменилось в конце 60-х и за десятилетие вошло в крутое пике. Химические заводы один за другим съехали по экономическим причинам. А на месте, куда полвека сливали токсины, был построен жилой район и несколько школ. В 1978 году разразилось сразу два скандала. Во-первых, представители общественности забили тревогу: у жителей стали рождаться дети с мутациями, а в округе участились случаи лейкемии. Информация быстро попала в прессу, и началась паника. Во-вторых, обильные дожди размыли на одном из участков почву, и она просела, похоронив в токсичной воде деревья и детскую площадку. При этом растения очень наглядно почернели, а пострадавшие люди получили химические ожоги. Писали, что Лав-Канал создал прецедент: это был первый случай, когда при отсутствии стихийного бедствия президент одобрил выдачу срочной финансовой помощи из правительственных фондов, рассчитанных на природные катаклизмы, для эвакуации людей и обеспечения их жильем.
Мы наш, мы новый мир построим
Параллельно с этим развивалась еще и экономическая драма, которую жители Ниагары до сих пор считают основной причиной нынешнего положения дел. Мэры города, один за другим, видя угасание туристической индустрии в пользу канадской стороны и постепенный уход промышленности, хотели мыслить исключительно глобально: если уж перестраивать, то весь город. На деле снести все и правда удалось, а вот построить — нет. Вместо решения первоочередных задач власти профинансировали возведение неоправданно большого и совершенно непривлекательного внешне конференц-зала. Тогда же были построены гигантский зимний сад и офисное здание для одной из химических компаний. Увы, ни один из новых объектов так никогда и не был использован по назначению.
80-е ознаменовались текучкой инвесторов, которые в итоге отдавали предпочтение более благополучной канадской стороне. Тем более забавно, что в 90-х наконец появился инвестор, пожелавший вложить деньги именно в американскую Ниагару, и он оказался канадцем. Эдвард Коган считал, что спасти положение дел могут азартные игры, и ратовал за то, чтобы пересмотреть законодательство штата Нью-Йорк, которое запрещало расположение казино на своей территории. Он предложил монструозный проект развития города, в котором центром всего становилось казино, размещенное на территории пресловутого конференц-зала, и вся развлекательная инфраструктура замыкалась на этом пупе земли. Отчаявшиеся к тому моменту городские власти предоставили Когану права на расчистку и застройку ряда территорий. И все еще могло бы пойти по плану, но оказалось, что Коган на грани разорения. Поэтому он обратился к другому девелоперу — Говарду Мильстейну, чья семья уже, кажется, не один век успешно развивала различные территории, в том числе несколько участков на Таймс-сквер. Все опять могло бы наладиться, но вот незадача — эти двое поругались. Территории перешли к Мильстейну, который решил выжидать и ничего не делать вообще. Городские власти ждать не желали и не могли. Поэтому вскоре в болоте бюрократических формальностей и досудебных тяжб увязли по уши все, кто только мог. Тяжбы длятся до сих пор, и в чаду политико-экономических войн до города, ради которого все затевалось, уже никому нет дела.
В плену у однорукого бандита
И вот во время моей поездки в Ниагару, к реалиям которой я оказалась совсем не готова, вечером мы с подругой забрели на главную улицу. Впереди светилась неоновыми огнями вывеска казино Seneca — как выяснилось, не в честь римского философа, а в честь индейского племени, единственной группы граждан, для которых сделано исключение в нью-йоркском законе о запрете казино на территории штата. Этим и воспользовались.
Внутри казино нам предстала во всей красе психоделическая картина: сотни метров пространства были заполнены игровыми автоматами. И главное — здесь был весь город. Старые и молодые сидели в казино, загипнотизированно глядя в экраны, и дергали ручку «однорукого бандита», ожидая, когда же им в руки рекой польются деньги.
Надо сказать, представители племени сенеки пристроили к ангару многоэтажное здание отеля и берут по $300 за номер в сутки. Но так как индейская община поругалась с властями города, то, имея немалые доходы от отеля и казино, ничего не выплачивает Нью-Йорку, а значит, и Ниагаре. Иными словами, город опять остался не у дел.
Капля меда
А теперь о цели поездки — о водопадах, при которых организован национальный парк. Не то чтобы очень красивый и туристический, но со смотровой площадкой, лифтом к подножию, корабликом, который плавает к водопадам, и с мостками, построенными для того, чтобы смотреть на каскады воды снизу. Тут мы встретили много путешественников — и американцев, и иностранцев. Была даже женщина на инвалидной коляске, которая хотела подняться по мосткам к месту, куда «падает» водопад, — там работал подъемник для коляски, и она смогла исполнить свое желание.
У подножия, на выходе из лифта, всем раздавали дождевики, но они нас не спасли: было мокро, как будто мы искупались. Туристы продолжали прибывать, а тонны воды — падать, и тут на каком-то облупившемся стенде я обнаружила фотографии Ниагарских водопадов в снегах. Оказывается, потоки воды зимой замерзают, превращаясь, возможно, в самые длинные сосульки на свете.
«А смотровая площадка будет работать в январе?» — спросила я лифтера.
«Да, конечно, — ответил он. — К подножию спуститься нельзя, но сбоку открывается хороший вид».
И я поняла, что приеду сюда еще.