Боливию называют «нищим, сидящим на золотом троне»: по запасам природных ископаемых она занимает одно из первых мест в Латинской Америке, а по уровню жизни — одно из последних. На Альтиплано, высокогорном плато в Андах, по площади уступающем лишь Тибету, многие люди живут за счет горнодобывающей промышленности, остановившейся в развитии на этапе испанского владычества…
Есть немало способов повысить уровень адреналина в крови. Один из них — отправиться в город Потоси, что на юго-западе Боливии.
Потоси — город на любителя. Головокружение плюс тяжелое дыхание появляются у любого чужестранца, отважившегося посетить это уникальное место. Необычность его в том, что Потоси — самый высокий город в мире. Он находится в горах на высоте более четырех тысяч метров над уровнем моря, где человеку дышится, понятно, не так вольно.
Когда-то город Потоси снабжал серебром всю испанскую империю и считался крупнейшим в Новом Свете. Но со временем шахта истощилась, и теперь местным жителям остается только добывать скудные остатки серебра да водить в шахту туристов.
Время в городе как будто застыло — все те же средневековые улочки, обветшалые здания, хранящие память о былом величии, все те же консервативные семейные отношения, все те же методы добычи.
Визит в шахту начинается с рынка, где нужно купить динамит и детонаторы. Здесь их может приобрести любой и совсем недорого — около пары долларов за комплект. Покупки предназначены для горняков. Наш гид с библейским именем Эфраим настоятельно просит, чтобы мы не покупали в подарок шахтерам сигареты — они вредны для здоровья.
Вместо сигарет мы приобретаем по мешочку листьев коки. Кока здесь совершенно легальна, а президент страны Эво Моралес стоит на защите местной традиции ее выращивания.
Натянув шахтерские робы, сапоги и каски с фонариками, мы отправляемся на рудник. Первая остановка по пути — кустарная фабрика по переработке серебра. В наспех сколоченном сарайчике беспрерывно вертятся какие-то механизмы, за которыми следит угрюмый человек с зелеными от постоянного жевания коки губами. Руда дробится и промывается водой, а в результате — чудо!
Зачерпываем в маленький лоток пенящуюся жидкость, сливаем лишнее, и на дне блестит серебро. Правда, это еще не совсем серебро, а всего лишь обогащенная руда, которая отправляется на переработку. Настоящее серебро и изделия из него сегодня в Боливии найти сложно, пальма первенства в производстве и обработке этого благородного металла давно перешла к Перу.
Рудник — это большой холм, который выглядит искусственным, настолько он изъеден ходами и террасами. Он похож на город гномов. Узкая колея для вагонеток ведет в темный проход. Освещения нет, нам приходится полагаться на налобные фонари.
Здесь очень душно и жарко, под ногами хлюпает вода, а в луче фонаря клубится пыль. Мы закрываем лица платками, чтобы ее не наглотаться, а Эфраим улыбается и говорит, что его легким пыль не страшна. Мачо не боятся пыли, хотя, по статистике, большинство шахтеров умирает от силикоза легких, не дожив до пятидесяти.
Из темноты появляется сгорбленная фигура с морщинистым посеревшим от пыли лицом — это старейший шахтер из работающих здесь, ему 45, хотя на вид можно дать все 80. Сегодня воскресенье, но он и не думает оставить кирку и пойти домой. Теперь шахтеры работают в небольших кооперативах, обычно кооператив — это одна семья.
Работать начинают с шестнадцати лет, а то и раньше, трудятся по десять часов в день, часто без выходных. Ведь заработок зависит от количества добытой руды. Средняя зарплата служащего в Боливии — около ста долларов, а шахтер может заработать целых двести, объясняет Эфраим.
Прежде чем отправиться в путь по лабиринтам проходов и шахт, нужно совершить обязательный для горняков ритуал: преподнести дары богу подземного мира, которого местные жители ласково называют «Тио» — «Дядя», чтобы не произносить всуе имя дьявола.
Католицизм в Боливии прекрасно уживается с языческими верованиями — за жизнь на земле отвечает Пачамама, под землей — Тио, а по воскресеньям все ходят на мессу.
В небольшой пещере с низким сводом восседает глиняная фигура с рожками, нарисованными усами и огромного размера мужским достоинством, часть которого обломилась под собственной тяжестью, но и оставшаяся впечатляет. Статуя усыпана листьями коки, сигаретами и бутылками. К возможностям этого бога шахтеры относятся очень серьезно и считают, что только его покровительство поможет найти новую серебряную жилу.
«К сожалению, шахтеры много пьют», — сетует Эфраим, указывая на принесенную в дар Тио бутылку. На бутылке было написано: 96 градусов. «Я тоже много пью», — неожиданно добавляет он. И немедленно выпивает. По подземелью разливается запах спирта. «Кто-нибудь еще хочет выпить?» — спрашивает Эфраим, зажевывая алкоголь листиком коки. Все почему-то смотрят на нас, но мы заверяем, что русские пьют только сорокаградусную, боливийские горняки в этом деле вне конкуренции.
Работа для настоящих мачо и выпивка для настоящих мачо — куда нам! Эфраим отхлебывает еще немного. «А как шахтеры находят дорогу в этих тоннелях?» — раздался чей-то робкий голос. Это был очень своевременный вопрос. «Ну… мы просто давно здесь работаем и знаем дорогу. Вот как-то решили пригласить инженера, чтобы он сделал схему тоннелей, так он в них заблудился».
Повеселевший Эфраим бодро трогается в путь. Главное — не отставать от него, хотя это непросто. Тоннели постепенно становятся все более низкими и узкими, а температура неуклонно поднимается. По некоторым проходам приходится протискиваться ползком. Такое впечатление, что спускаешься в преисподнюю. Неужели можно каждый день совершать этот путь, чтобы добыть горсть серебра?
Наконец мы все-таки выбираемся на поверхность и можем смыть с себя «серебряную» пыль, чтобы продолжить наш путь в глубь плато. Он лежит дальше на юг, в полупустынный район Южного Альтиплано, где единственным средством передвижения служат внедорожники.
Водитель и по совместительству гид — дружелюбный индеец из племени аймара, вновь с библейским именем Саул. Как он ориентируется здесь, в этой пустыне, без указателей, компаса и карт, понять невозможно. После нескольких часов однообразной дороги нас ждет кое-что необычное, от чего усталость снимает как рукой, — соляная долина Салар-де-Уюни.
Ослепительно белая поверхность, простирающаяся до самого горизонта. Кажется, что без темных очков здесь можно ослепнуть — это все равно, что смотреть на солнце. В сухую погоду вся поверхность, словно сотами, покрыта шестиугольными ячейками соли, а в сезон дождей здесь можно наблюдать самое большое зеркало в мире — кристаллическая поверхность отражает небосвод, где верх, где низ, не понять. То ли ты движешься среди затонувших облаков, то ли плывешь по небу.
Согласно местной легенде, бог в гневе отсек грудь женщины по имени Тунупа и бросил ее на землю. Грудь стала вулканом Тунупа, а молоко разлилось вокруг, и земля стала белой. Но на самом деле, это не белая земля, а соль: Салар-де-Уюни — огромный солончак, самый большой на Земле, образовавшийся во время высыхания древнего внутреннего моря. Его площадь 12 000 квадратных километров, а количество соли оценивается в 10 миллиардов тонн. Боливийцы пытаются разрабатывать это месторождение, но методы добычи соли кустарные, масштабы незначительные, с трудом покрывающие потребности внутреннего рынка.
Фееричный закат на Салар де Уюни
Под толстым соляным покровом (от полуметра до восьми метров) скрывается еще одна драгоценность Боливии — густой соляной раствор, богатый литием. По различным оценкам, в Боливии находится от 50 до 70 процентов запасов лития, существующих на Земле, и большая часть — в солончаке Уюни.
Сегодня производство лития здесь не ведется. Западные промышленные гиганты пошли бы на многое, чтобы получить доступ к металлу, незаменимому в энергетике, однако боливийское правительство не спешит предоставить им такую возможность.
Мы останавливаемся в деревне Колчани. Здесь все сделано из соли — дома, мебель, даже разметка на футбольном поле. На площади ржавеет грузовичок. Кажется, что он тоже насквозь пропитался солью. Местные жители продают сувениры — естественно, из соли. Ночуем мы тоже в соляном отеле. Слегка перекусив (к счастью, не одной только солью), движемся дальше.
В центре огромного безжизненного пространства — несколько островов вулканического происхождения. Наиболее известный из них — остров Инкауаси, поросший кактусами Echinopsis atacamensis. Они растут со скоростью сантиметр в год и достигают высоты 10-12 метров. Около некоторых таблички — «Этому кактусу 1000 лет». В ноябре-декабре, перед сезоном дождей (здесь, впрочем, довольно скудных), кактусы расцветают — трогательное зрелище торжества хрупкой, но упорной жизни.
Кроме кактусов, мало кто выживает в суровых условиях южного Альтиплано. Из животных только ламы и альпаки, а также их дикие предки — викуньи и гуанако. Водятся здесь лисицы кульпео, короткоухие длиннохвостые зайцы бискача, редкие андские гуси, чайки… Но с самым удивительным видом местной фауны нам еще предстоит познакомиться поближе.
После ослепительного двухцветья Салара, где, казалось бы, у художника остались под рукой только две краски — белила и синий кобальт, богатое различными минералами южное Альтиплано отличается разнообразием палитры земляных тонов. Смелые мазки сиены, охры, терракоты, умбры, кармина собираются в экспрессионистский пейзаж.
Местами его дополняют выходы желтой серы и зеленые пятна похожей на двухметровые плюшевые подушки растения азореллы, которую местные жители называют яретта. И, очевидно, для цветового контраста все это великолепие накрыто сверху небом пронзительного темно-синего цвета, небом настолько космическим, что иногда на противоположной от солнца стороне оно кажется ночным.
Теперь сюжеты пейзажей становятся не менее разнообразными, чем их цветовая гамма. Каждые 30 минут виды за окном автобуса изменяются до неузнаваемости. Похоже, упомянутому художнику недостает усидчивости — в порыве вдохновения он набрасывает задуманное несколькими легкими мазками, а потом срывает с этюдника холст, бросает его на землю и начинает следующий.
В южном Альтиплано особенно хорошо видна вулканическая активность плато. Мы проезжаем множество активных вулканов: Ирупутунку, Оллагуе, Томасамил, Канкуелла. Местами земля покрыта застывшими потоками лавы, иногда взору предстают ряды шлаковых полей, усеянных эродированными вулканическими бомбами.
Довершает работу вулканов ветер, который в Боливии очень силен и дует по вечерам со скоростью до 80 километров в час, унося легкие фракции вулканического песка и оставляя более плотные. В результате получаются фантастические, причудливые формы, такие как в пустыне Силлоли. Наиболее примечательная из них — Арбол-де-Пьедра, или Каменное Дерево: в семиметровой формации угадываются ствол и крона. После нескольких поворотов мы оказываемся на территории заповедника Эдуардо Авароа и с восторгом видим разливающееся вдоль горизонта озеро. Красного цвета. Это Лагуна-Колорада, или Красная Лагуна.
На озере — тысячи фламинго, прилетающих сюда для продолжения потомства. Как в сказке — молочные реки и кисельные берега, только здесь все поменялось местами — красная вода на фоне белой соли на берегу. Красный цвет лагуны объясняется огромным количеством микроскопических рачков и водорослей — в отсутствие рыб они активно размножаются в сильно минерализованной воде под лучами высокогорного солнца.
Планктон, водоросли и диатомеи — любимая пища фламинго, которые для сохранения тепла весь день напролет стоят на одной ноге и, погрузив длинный крючковатый нос в холодную воду, фильтруют водную живность. Альфа- и бета-каротины, которыми изобилует этот рацион, ответственны за розовую окраску взрослых птиц.
Молодые же пернатые до двух-трехлетнего возраста сохраняют серое оперение. Только к шести годам птицы достигают репродуктивного возраста. Забавно, что гнезда фламинго очень похожи на маленькие «клювотворные» вулканчики — очевидно, у мастера пейзажей Альтиплано есть достойные подражатели.
В заповеднике размножаются три вида фламинго — Джеймса, Чилийский и Андский. Численность всех трех видов, особенно последнего, заметно уменьшилось в последние десятилетия — это связано с долгим циклом размножения и малым числом мест, где птицы могут откладывать яйца. На ярких птиц, кучно «пасущихся» на мелководье, с удовольствием охотятся хищники.
В то же время Лагуна-Колорада для фламинго Андского и Джеймса — чуть ли не единственное подходящее для размножения место в Южной Америке. Соляные озера Атакамы неудержимо мелеют в связи с глобальным потеплением, да и не все соседние страны придерживаются той же природоохранной политики, что Боливия. Попрощавшись с симпатичными пернатыми, мы направляемся к области геотермальной активности Сол-де-Маньяна.
Это долина горячих источников, мощных паровых фонтанов, взрывающихся грязевых котлов и адских дымков фумарол, являющихся продолжением чилийского гейзерного поля Эль-Татио. Всего на земле пять подобных мест. В боливийской части нет полноценных гейзеров, зато их отсутствие компенсируют впечатляющие грязевые котлы.
Высота над уровнем моря — 4870 метров, поэтому, несмотря на близость к экватору, температура в пять утра минус 15 градусов. В это время геотермальная активность наиболее заметна — низкие лучи солнца эффектно подсвечивают многочисленные дымки и дымы, поднимающиеся с земли. Поверхность поля испещрена котлованами размерами от нескольких сантиметров до десятка метров: выглядит все так, словно мы попали в самый центр артиллерийского полигона. Или на равнины Марса.
Изрядно промерзнув и отогревшись в горячем источнике Термас-де-Полькес на берегу лагуны Чальвири, мы держим путь к конечной точке нашего путешествия, Изумрудному озеру. По пути нас ждет еще одно чудо природы — пустыня Сальвадора Дали. Здесь работа вулканов, ветров и резких температурных колебаний создала изысканный сюрреалистический пейзаж. Нет, говорит нам Саул, Дали никогда не бывал здесь, но, возможно, он увидел эти инопланетные картины во сне.
Наконец взору открывается Лагуна-Верде, лежащая у подножия вулкана Ликанкабур. Но купаться тут совсем не хочется: вода ядовита из-за высокого содержания свинца, мышьяка и меди. В ней так много солей, что она не замерзает даже при температуре минус 50 градусов.
Активный вулкан Ликанкабур высотой 6000 метров находится уже на территории Чили. Там, совсем недалеко от нас, на сотни и сотни километров протянулась пустыня Атакама, самое безводное место на планете. В некоторых ее областях дождя не было ни разу за все время наблюдения. Там нет жизни. Вообще никакой. Стопроцентный Марс, даже исследовательское оборудование марсианских станций испытывали в этих местах.
В голову приходит шальная мысль заскочить в Чили — ведь здесь нет погранпостов и дорог. Но Саул говорит, что вдоль границы — минные поля. У соседей не слишком теплые отношения, с тех пор как Чили аннексировали боливийское побережье.
Индейцы говорят про Альтиплано: «Здесь небеса встречаются с землей». Безмолвные свидетели этой встречи, мы стоим на берегу заповедного озера. Два маленьких мазка на холсте. Через мгновение художник снимет своим мастихином случайные пятна и положит сверху новый слой охры, белил и благородной изумрудной краски. Ведь в этом космически красивом, но мертвом крае само присутствие человека кажется мифом…