Виктор Вахштайн – заведующий кафедрой теоретической социологии и эпистемологии философско-социологического факультета РАНХиГС, и Павел Степанцов – старший преподаватель философско-социологического факультета РАНХиГС, в своём докладе (видео) «Жизнепригодность» города, социальный капитал, безопасность и обобщенное доверие в мегаполисе», сделанном в рамках «Первых Глазычевских чтений» в 2013 году, показали, что Москва не только город, слабо приспособленный для жизни, но она вообще с большой натяжкой может называться городом в западном понимании. Скорее – это офис управляющей (Россией) компании. Москва живёт по правилам не города, а офиса.
Москва — это город, который ничего не производит, но зарабатывает гораздо больше, чем половина городов мира. В 2013 году в списке самых дорогих городов мира Москва заняла второе место. В 2012 году мы были на четвертом месте между Осакой и Женевой. А в индексе жизнепригодности городской среды мы на 72 месте. Это единственный город в мире, в котором такой разрыв между экономическими показателями и тем, что вы видите, когда выходите из дома — качеством городской среды.
О каких локальных сообществах мы говорим? Это огромный город-офис. Общение с коллегами всегда более тесное, чем общение с соседями. Наши исследования показали, что соседей по двору и дому знают в лицо примерно 10% жителей. Около 20% знают место работы и профессию своих соседей по лестничной клетке.
Мы выяснили любопытный факт, что более 60 % жителей Москвы никак себя с Москвой не соотносят, это демонстрируют полное отсутствие всякой московской идентичности. Причём это не те 60 %, которые сюда «понаехали». Самая сильная московская идентичность у людей, которые приехали сюда 10–15 лет назад, но здесь не родились, это и есть те, кто в наибольшей степени считают этот город своим.
Исследователи провели социологический опрос 6 тыс. москвичей, который показал, что большинство горожан предпочитают в город не выходить. На вопрос: «Если бы у вас неожиданно выдалось полдня свободного времени, что бы вы предпочли сделать?» — более 50 % отвечают «поехать домой» и ещё около 10 % — «сходить в магазин по дороге». Инфраструктура есть, но это не означает, что ею пользуются; публичные пространства есть, но это не означает, что они востребованы. Москва в индексе livability оказывается на 70-м месте.
Вторая проблема связана с безопасностью. Большинство жителей Москвы воспринимают и район своего проживания, и большую часть своего города как небезопасные. Москва — парадоксальный город, здесь родители провожают своего ребёнка до метро и просят перезвонить, когда он выйдет в центре. Потому что центр города воспринимается как единственное пространство, где родители спокойны за своего ребёнка. В Москве двор воспринимается как более опасное место, чем центр города. Очень интересно распределяется этот индекс обобщённого доверия, который уже пора на московском примере переименовывать в индекс обобщенного недоверия: он стремительно падает к МКАДу и, не сразу после МКАДа восстанавливается.
Малые города ближнего Подмосковья — это территория недоверия, территория небезопасности, но чем дальше от Москвы, тем больше обобщённое доверие. Потому что Москва выжигает вокруг себя огромные зоны отчуждения. Пояс отчуждения — это огромное количество подмосковных городов, на территории которых в течение дня не остаётся практически никого, кроме детей и пенсионеров. Это неразвивающиеся территории, там ничего нет. Москва вытягивает все трудовые ресурсы из этих территорий и не способствует формированию каких-то нормальных социальных отношений на местах. И соседство там тоже не формируется.
В России (по данным нашего исследования «Евробарометр») самые низкие показатели межличностного доверия, нам очень далеко до скандинавских стран, где традиционно самые высокие показатели: Норвегия — 75 %, Швеция — 68 %. А в России – 25 %. Но Москва в этом смысле «впереди планеты всей», потому что эти 25 % доверия в России создаются малыми городами с населением до 100 тыс. жителей, а в Москве менее 1 % считают, что людям в принципе можно доверять.
Обобщённое доверие тесно связано с территорией, с ощущением опасности от незнакомого вам человека, которого вы можете на этой территории встретить. Этот показатель хорошо иллюстрирует социальную структуру Москвы.
В наших исследованиях мы измеряем социальный капитал на основании двух базовых показателей. Это сильные и слабые связи, их разветвлённость, их количество, их интенсивность, как часто они обновляются, как они поддерживаются. Что такое сильные и слабые связи? Грановеттер в статье «Сила слабых связей» показал, что успешность людей на рынке труда определяется количеством как раз не сильных, а слабых связей: деловых контактов, во многом шапочных знакомств. Это неблизкое знакомство с людьми, с кем вы, может быть, всего несколько раз виделись, у вас есть их номера телефонов. Грановеттер показал, что именно большое количество слабых связей значительно повышает шансы человека, например, на нахождение новой работы.
Сильные связи — это количество близких знакомств. Мы их измеряем очень простым показателем — сколько людей может помочь вам в экстренной ситуации, например, срочно собрать деньги, помочь посидеть с ребёнком, починить люстру, кому вы можете отдать своего домашнего питомца. За три дня человек в среднем по России может собрать 70 тыс. руб., а в Дагестане, где самое большое количество сильных связей — 700 тыс., т. е. в 10 раз больше, чем в среднем по России. Сильные связи в первую очередь отсылают нас к взаимной помощи.
Интересно, что для Москвы группа людей, у которых более 20 сильных контактов, очень маленькая, примерно 10–15 %. Для России в целом этот показатель чуть выше, а самый высокий он был в Дагестане (свыше 50 %). Если мы посмотрим на влияние слабых связей, то увидим, что их значимость для участия в городской жизни значительно ниже: большое количество слабых связей повышает вероятность участия в городской жизни всего лишь на 10 %.
Оказывается, что уровень доверия и чувство безопасности центра Москвы почти в 4 раза выше, чем доверие своему району проживания, т. е. в 4 раза больше людей считают, что центр города безопасен, чем количество людей, которые так ответили про район своего проживания. Это общая ситуация для Москвы, однако есть некоторые исключения, анклавы безопасности в отдаленных от центра районах – к примеру, территория ВДНХ, около 20–25 % людей считают, что она безопасна.
Несмотря на то, что обобщённое доверие не меняется с возрастом, т. е. и молодые люди, и пожилые, и люди среднего возраста одинаково доверяют центру и одинаково не доверяют району своего проживания, наибольший запрос на проведение свободного времени в центре характерен для людей в возрасте до 35 лет. А потом, начиная с 45 лет, он резко падает и достигает своего минимума начиная с 55 лет. Одновременно с этим с 45 лет резко начинает расти на проведение времени во дворе и в районе своего проживания.
У главного проповедника, евангелиста хипстерского урбанизма Ричарда Флориды прописано, что в креативных городах, где собирается более современное население, доминируют слабые связи, и эти связи обусловлены высокой мобильностью этих людей. Они не в состоянии обзаводиться большим числом сильных связей. И слабые связи абсолютно не мешают этим людям участвовать в городской жизни, структурироваться по интересам. Однако Москва не попадает под определение Флориды как креативного города. Здесь по-прежнему сильные связи важнее слабых. Условно говоря, слабые связи не выделяют группу, не определяют её поведение, не являются предиктором поведения в городской среде.
Вся грандиозная полоса Москвы между Третьим транспортным кольцом и МКАД имеет плотность сети 6 %. В классической книжке Г. Д.Дубелира, которая вышла в 1912 году, такая плотность сети называлась атрибутом слободских окраин. Это вообще не город! Город — в отличие от скопления заводских слобод — обязан быть связен.
Когда мы говорим livability, всем становится понятно, что имеется в виду: в этом городе можно жить. В случае с Москвой liveability— это большая проблема, потому что значительное число москвичей не считают, что в нём можно жить. На фокус-группах люди чаще всего говорят о том, что Москва — это огромный город-офис, управляющая страной компания. И город ли это вообще — не очевидно. Может быть, это уже какое-то метагородское образование.
Источник