Надежда Заславская рассказывает о том, как «русский мир» отобрал всё, что у нее было
Запись из донецкого подвала: Надежда Заславская обращается к дочери — Загрузить
Эти твари отметали сороковку «Града». Лупят, убивают все живое. Твари. Сколько проклятий на их голове, а они продолжают. Ой, боже, почему, Господи? Я тебе хочу сказать, что мы здесь на этой территории случайно, как ветром занесенные. Мы не виноваты в том, что здесь столько ненормальных, зомбированных человечков, у которых вата в голове. Твари, уроды, я их ненавижу. Бестолковые выродки. Нет, я не могу их назвать людьми – это чистые дьяволы, нелюди. В образе человеческом не может помещаться такое. Это просто армия сатаны, управляемая шизофреником Путиным. Господи, разбили очередной дом, полетели осколки. Живы ли мои соседи? Где они прячутся? Не знаю. Как дальше жить с ними, с этими мутантами? Не хочу здесь больше оставаться ни за что. Почему вы это делаете? Это наша земля, а эти уроды хотят уничтожить. Им все мало земли, она большая, красивая, эти уроды ее убивают. Доченька, где бы ты ни жила, родная моя, ты должна гордиться тем, что родилась в этой стране, любимой, многострадальной Украине. Я тоже горжусь тем, что я здесь родилась украинкой. Я раньше думала, что мы последние, неуклюжие какие-то в этом мире, что мы люди третьего сорта, но это не так. Помни, ты самый лучший в мире человек, потому что ты родилась именно на этой земле. Мне хочется всем матерям, потерявшим здесь детей, поклониться низко-низко. Сделай это за меня, любимая моя, когда приедешь, напиши, пожалуйста, это людям во всемирную сеть. Я ждала, не дождалась, сделай это ты за меня, расскажи им, что таких, как я, здесь много, и все думают, как я, верят в то, что все равно мы победим. Господи, спаси нас. Я не говорю «прощай», я хочу жить».
Это послание к дочери Надежда Заславская записала на мобильный телефон 19 сентября 2014 года в подвале своего дома недалеко от донецкого аэропорта. На записи слышен грохот канонады и взрывы. Просторный, красивый дом Надежда, профессиональный дизайнер, много лет строила сама. Теперь от него остались обгоревшие обломки. Надежде чудом удалось выбраться из зоны боев, и теперь она живет в Киеве.
Дом Надежды Заславской до и после войны
Надежда Заславская передала Радио Свобода письмо к дочери, записанное в донецком подвале, и рассказала свою историю:
– Я родилась в Днепропетровской области, но в юности уехала работать в Донецкую область, прожила в Донецке более 30 лет. Послужной список огромный, спектр профессий большой. Я в строительстве работала, сама построила этот дом на улице Стратонавтов. Огромный дом, два этажа, большие окна от пола. Дом-сказка, хотелось мне отличиться. В последние годы перед войной преподавала детям английский язык.
И этот наркоман сказал: «Вот теперь я чувствую себя человеком, потому что понимаю, что у меня есть сила»
Когда начался наш Евромайдан, я ездила в Киев. Я была счастлива, что у нас наконец-то это произошло. Я знаю, кто такой Янукович, потому что я из этого региона. Когда его выбирали, я была не согласна, никогда за него не голосовала. Знала, что это кончится плохо. К сожалению, даже на моей улице я была единственным таким человеком. Всюду ходили люди с флагами и кричали «Россия», а у меня закипало сердце. Потом у нас отключили украинское телевидение, включили только ДНР… черные флаги, «Вставай, страна огромная».
У нас в городе до войны было очень много наркоманов, вот они и устроились в эту армию ДНР. Мой друг-бизнесмен встретил своего одноклассника: в прошлом неустроенный игрок, наркоман, он стал дэнээровцем. И этот наркоман сказал: «Вот теперь я чувствую себя человеком, потому что понимаю, что у меня есть сила».
Я всю жизнь разговаривала на украинской мове с мамой, не западноукраинской, а на суржике, потому что мой папа – настоящий украинец, мы всегда с ним разговаривали на мове Тараса Шевченко. Я очень любила свою речь. Но потом мы стали бояться говорить с мамой на украинском языке, шепотом разговаривали. Потому что все соседи были за ДНР, они верили, что придет Россия.
У нас был чудесный аэропорт, совсем рядом с моим домом. Когда началась война, я думала, что это какой-то блеф, что этого не может быть. Сначала был Славянск, мы думали, что Славянском все закончится. Потом был Иловайск – это совсем рядом. Пески – тоже недалеко. А потом мы сами оказались в центре событий – ужасных, кровавых событий.
Возле меня жила моя подруга, у нее тоже был хороший дом, его разбомбили в самом начале. Единственная моя подруга, которая тоже верила, что это всего лишь кошмарный сон. Она пыталась из горящего дома вынести какое-то имущество, ее прошило насквозь, она погибла. Машина так и осталась на моей улице недалеко, как память о ней.
Рядом с моим домом – Путиловский мост, там был блокпост. Когда начали стрелять, стреляли по территории возле наших домов из-за этого блокпоста. Наш мэр объявил, что якобы мы все предупреждены, и наша улица эвакуирована. А мы даже не знали, что нас эвакуируют, никто ничего не знал. Наши соседи уехали, а мы с мамой остались одни, поскольку у нас были животные: две собаки, два кота, и еще соседи попросили кормить их собак. У нас не было ни света, ни газа, ни воды. Так мы жили четыре месяца.
Один из чеченцев просто прицелился мне в лицо
Я кормила соседских собак и ходила через блокпост на Путиловском мосту за крупой в центральный район, где еще можно было достать какие-то продукты, потому что там, где мы жили, ничего не было. Нас заблокировали, улицы были перекрыты огромными железными блоками, чтобы никакой транспорт не подъезжал. Потом на Путиловском мосту была подорвана машина, там были чеченцы, они трупы сложили под гаражи.
Однажды я сварила две огромные миски и несла по улице в соседские дома кормить собак. Едет джип с отрытыми окнами, там сидят люди южной национальности, видимо, чеченцы, выставили на улицу автоматы Калашникова. Они притормозили, когда я шла одна-единственная по этой улице, где никто уже не жил. Один из чеченцев просто прицелился мне в лицо, я уронила эту кашу, поплыла по забору, стало страшно. Они похохотали и поехали дальше. Они просто так развлекались. Когда я ходила через блокпост, в спину постоянно щелкал затвор. Им была интересна реакция простых граждан. Я видела лица людей, которые стояли на блокпостах. Это были лица ненормальных, алкоголиков и наркоманов.
Когда говорят, что не было российского присутствия, вот я живой свидетель, могу поклясться на Библии, на чем угодно, что я лично это слышала и видела
С трех до четырех ночью обычно было затишье в перестрелке. Я взяла одну собаку-овчарку, и мы с мамой убежали. Чудом добежали до железнодорожного вокзала, нам просто повезло, мы попали на последний поезд, который уезжал в Днепропетровск, и нас взяли без билетов с этой собакой. Мы поселились в степи, там был хутор. Через несколько дней мне позвонили соседи и сказали, что мой дом расстрелян. Я просто на автопилоте, оставив маму, на перекладных помчалась туда. Я не представляла, как это расстреляли мой дом. Когда я добралась ближе к вечеру, снова попала под бомбежку, пряталась под бетонные заборы, когда падали снаряды. Я чудом добежала. Увидела, что около моего дома стоят 8 единиц боевой техники. Танки, БТР, какая-то большая крытая машина, похожая на фургон. Под моим забором стояли огромные ящики деревянные, я не знаю, что это за боеприпасы, но думаю, что для «Градов». Я добралась через задний двор в свой дом, просто посмотреть, что там расстреляли. Окна были не разбиты взрывной волной, а просто насквозь простреляны. Как будто кто-то ходил с Калашниковым и расстреливал мои окна. Во дворе у нас был подвал, в котором хранились продукты. Там я и спряталась.
Я сидела одна, а возле меня собрались животные. Чудом каким-то они учуяли, прибежали коты и собаки. Представьте себе, коты и собаки друг друга не кусали, просто сидели возле меня.
Собак моих расстреляли, просто стреляли из Калашникова в никуда
Я видела в сумерках танки с триколорами, на какой-то большой машине был флаг ДНР красно-черный. Эти люди, которые разговаривали у меня во дворе, говорили четко с московским акцентом. Рядом девятиэтажный дом, за которым прятался блиндаж, они оттуда стреляли. Они между собой ссорились, то ли неправильно было нацелено, то ли еще что-то. Я все эти переговоры слышала. Я вам сейчас рассказываю и даже не знаю, как это описать, такой это был ужас. И когда говорят, что не было российского присутствия, вот я живой свидетель, могу поклясться на Библии, на чем угодно, что я лично это слышала и видела.
Так я просидела целую ночь и целый день и записывала это письмо для дочери. И когда я поняла, что этому не будет конца, ночью снова убежала к железнодорожному вокзалу. К четырем утра добралась до вокзала, ждала, когда первый автобус или какой-то транспорт меня вывезет из этой зоны.
– Надежда, как вы думаете, если бы не Россия, война все равно бы началась? Или без России ничего бы не было?
Без России ничего бы не началось, я клянусь вам. Я обвиняю во всем только Россию
– Без России бы не было. У нас был красивый город, почти европейский. Мы могли бы дальше нормально жить, как-нибудь пережили бы этот кризис. Если бы не Россия, войны бы не было. Я вам клянусь, я свидетель того, что у меня во дворе сидели ребята, которые рассказывали, как они отдохнули в Сочи. Говорили с чисто московским акцентом. Вы можете отличить мой русский язык и российский, московский язык? Разговор как с вами рядом было слышно: они разговаривали, как они в Сочи отдыхали, как только что кто-то приехал. Я не рассмотрела, какие у них шевроны были, но это была военная официальная форма, триколоры. Они еще рассказывали, какая чудесная земля, здесь неплохо было бы поселиться, мягкая земля. Их был целый взвод, было очень много российских военных. Это не наши дэнээровцы сидели у меня во дворе – это были профессиональные военные. Они заняли очень удобный плацдарм, удобно оттуда было поливать огнем наш аэропорт, это самая удачная точка.
Без России ничего бы не началось, я клянусь вам. Я обвиняю во всем только Россию
Я не политик, я обычный гражданин этой страны, я не понимаю этих закулисных планов, но я уверена, что это было задумано очень давно, спланировано благодаря участию российской стороны.
– А что случилось с собаками, которых вы кормили?
– Собак моих расстреляли, собаки погибли. У меня был один неблагополучный сосед, он остался там и потом рассказывал, что погибли все собаки. Они просто стреляли из Калашникова в никуда. Собак еще при мне на улице было много расстрелянных, жара страшная в 2014 году была, они разлагались. Собак некогда было закапывать, поскольку у нас постоянно шли перестрелки. Где-то стреляли с блокпоста, из аэропорта стрелял «Град». Очень много было рассказов, как наших ребят пытались газом вытравливать из аэропорта, различные канализационные стоки к ним спускать. Это все докладывали мои противники, я их называю ватниками, которые радовались: «Сегодня этих уродов, киборгов, которые сидят в аэропорту, удушат газом, закрывайте все щели». Я в ту ночь все щели, окна, двери мокрыми тряпками пыталась закрыть. Это глупо было – где этот аэропорт и где этот газ. Но мы так были напуганы, что сидели, боялись, что газ будет по всему микрорайону, и мы можем задохнуться. Но ничего этого не случилось.
– А у этих «ватников», ваших соседей, сгорели дома?
– Сгорели дома и у соседей. А эпицентром был мой дом. От моего дома загорелись соседние дома и у этих ватников. К сожалению, мой дом стал основной причиной.
– Как вы думаете, ДНР – это всерьез и надолго или когда-нибудь люди протрезвеют и поймут, что они натворили?
Я никогда туда не вернусь
– У меня там очень много друзей, бывших друзей, я с ними сейчас не общаюсь. У них засело это надолго, и они это внушили своим детям. Они не понимают причину, кто и что. Верят в то, что защищали право на самостоятельную жизнь, верят в могущество России. Очень много погибло людей, обычных людей со стороны ДНР. Не примирится никогда та сторона, которая там осталась. Несогласные почти все уехали. Остались либо те, которые прикованы к постели, либо люди, которые верят, что Россия даст им красивую счастливую жизнь.
– И вы туда никогда не вернетесь?
– Я никогда туда не вернусь. Я просто не знаю, как мне дальше жить, потому что я осталась на улице, работаю, выживаю, как могу. Я получила очень маленькую пенсию – 900 гривен. У меня еще мама, ей 85 лет, я должна ее еще довести до последнего дня. Дочь мне помогает. Я живу здесь одним днем, просто снимаю жилье, помогаю маме. Я спрашивала юристов, можно ли оформить иск о разрушении дома, о том, что я потеряла всё в этой жизни. Все мне говорили, что у нас нет войны, у нас есть АТО, а при АТО нет закона, который рассматривал бы данную ситуацию, надо ждать. Я скромно ждала, до сих пор жду. Я подготовила все документы, у меня сохранялись фотографии, я написала заявление, но не могу подать иск, не знаю, как его сформулировать. Вот так сидим и ждем с мамой вдвоем, пытаемся выживать.
А туда возвращаться мне просто страшно. Мне нужно было бы поехать, засвидетельствовать. Наши дома чрезвычайная комиссия обследовала в первые же дни после того, как они сгорели. Есть акты, нужно поехать, их забрать. Можно подать на рассмотрение ДНР, но я понимаю, что это бессмысленно. Наша зона до сих пор оцеплена, даже с паспортом не всех пропускают. Все изолировано, зона даже хуже, чем Чернобыль. Там до сих пор идут перестрелки. Я не знаю, сколько пройдет времени, чтобы это восстановилось. Центр, говорят, живет, чувствует себя неплохо. Окраины разбомблены, там по-прежнему идут бои, а центр живет и надеется, что у них будет прекрасный мир.
Источник