В Самарской области за мошенничество судят несколько десятков летчиков, которые в 1986 году эвакуировали беженцев из зоны заражения в Чернобыле. Больше сорока осуждены и получили условные сроки. За время разбирательств несколько человек умерли, не выдержав морального стресса. Однако вместе с несколькими действительными лже-чернобыльцами сотрудники ФСБ обвинили и настоящих героев, перевозивших грузы для ликвидации аварии и вывозивших людей из зараженной зоны.
Михаил Курдюков – один из них. Промышленный районный суд Самары признал Курдюкова виновным в мошенничестве при получении выплат и приговорил к трем годам лишения свободы условно с испытательным сроком в два года. По версии следствия, Курдюков в числе других «мошенников» незаконно получил удостоверения участников ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. 19 декабря его приговорили к трем годам лишения свободы условно и выплате почти 9 миллионов рублей, полученных за это время. Михаил Курдюков рассказал Саше Немцевой, как он работал в зоне отчуждения и как ФСБ преследует чернобыльцев.
Ликвидация
Я с детства мечтал стать летчиком. Уже в 18 лет, в учебном авиационном центре, летал на реактивном истребителе, потом был пилотом-инструктором. А в 1985-м перевелся на завод «Прогресс» в Куйбышев. Я работал бортоператором, летал на Ан-26. Командиром был Иноземцев, вторым пилотом – Кириченко, штурман – Колесников и бортмеханик Емелин <Кириченко и Курдюков осуждены, остальные умерли от рака и сердечно-сосудистых заболеваний — The Insider>. За три года судебных разбирательств человек десять летчиков «Прогресса», которые летали через зону отчуждения, умерли. Их осудили, признали виновными в умышленном хищении средств. Все люди взрослые, пенсионного возраста, не выдержали гонений.
В Киевский аэроузел мы часто летали на аэродромы Борисполь, Жуляны, Светошино, Овруч, Малейки: украинская космическая промышленность производила комплектующие для «Бурана». А в мае 1986-го рейсы вдруг участились, и мы стали летать туда через день. На грузах появилась с пометка «радиоактивность». В Саратове загружали свинец, из Самары что-то поставлял авиационный институт… Мы понятия не имели, что везем. Тогда это была абсолютно закрытая тема. Официальной информации, что произошла серьезная авария не было, только слухи. Некоторые сопровождающие говорили: для Чернобыльской АЭС везем. В кабине стоял дозиметр. Он так трещал, что мы его отключили: переговариваться с диспетчером было невозможно.
На обратном пути вывозили беженцев. Частично они садились на борт в Борисполе: работники аэропорта подсаживали родню. Большую часть мы забирали с военного аэродрома Овруч. На гражданском аэродроме топлива не хватало, поэтому военные заправляли нас как ведомственную авиацию. Командир экипажа Иноземцев согласовывал с диспетчерами разрешение на перелет из Борисполя в Овруч. Нам говорили: «Хорошо, заодно людей заберете».
В Овруче нет условий для пассажиров, только диспетчерская вышка, стоянка самолетов и технические помещения. Люди сидели на стоянках, их подбирали любые самолеты. Они нам рассказывали, что власти приказали всем срочно покинуть город. Все надеялись вернуться через несколько месяцев, когда пик пройдет. Никто и не думал, что в Чернобыле все так серьезно и домой уже никто не вернется.
Когда мы вернулись из первого рейса, нас встретили специальные машины с постомдозиметрического контроля. Люди в спецодежде мыли самолеты, измеряли уровень радиации. А с утра авиатехники приходили на работу и домывали остатки тряпками в тазах. Олег Сухинин, которого сейчас судят, хорошо это помнит. Авиатехники отказывались мыть самолеты: это не прописано в должностной инструкции. Но техникам доплачивали, деваться было некуда. Мыли нас раз 4-5, потом все попривыкали и обходились без этого.
Экипажи возили с Украины фотопленку, ее использовали на ЦСКБ. Ан-26 летает на керосине, поэтому мы могли без дозаправки сразу лететь в Куйбышев <советское название Самары – прим. Ред.>. А вот Ил-14 – на бензине, они заправлялись в Жулянах, Светошино и Овруче. Летали низко и медленно. А в пути пересекали зону отчуждения, только тогда никто об этом не знал. Экипаж, в котором был Олег Сухинин, как-то привез засвеченную пленку — негодный материал. Такой шум-скандал был, чуть не дошло до суда и увольнения.
Последствия и пособия
В 1986 на медкомиссии мне диагностировали нейроциркуляторную дистонию. Начались проблемы с пульсом и давлением. В 1998-ом случился инфаркт. Врачи связали это с радиационным воздействием. Я получил инвалидность третьей группы, поэтому уволился с летной работы. В 2003-м мне поставили вторую группу инвалидности. Развилась гипертония.
Летчики Александр Кириченко и Михаил Курдюков, осужденные на три года условно и оказавшиеся должны государству миллионы рублей
Ну, полетали и забыли. В 1997-м я году я вернулся из командировки в Самару. Пришел на работу, а там разговоры о том, что идет подготовка документов. Мол, мы работали не просто так, а можем быть признаны ликвидаторами аварии на ЧАЭС. Заводской автобус централизованно отвез нас в управление труда, мы под диктовку написали заявление и уехали. В январе 1998-го получил удостоверение.Никто не знал, что будет дальше. Дали и дали. Удостоверение просто лежало. В 1998-ом я ушел «по списанию» на пенсию, тогда начали платить пенсии и небольшие доплаты – рублей 500. Для сравнения, когда я работал пилотом за границей, получал 2-3 тысячи долларов. Потом уже компенсации выросли. Я получаю около 60 тысяч рублей. Сейчас эта сумма, наверное, не дает покоя. Правда, недавно выяснилось, что мы должны получать минимум 77. По статье 14 закона «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» положен минимальный прожиточный минимум в семикратном размере.
Удостоверение и медаль ликвидатора катастрофы советского образца. Действует на всей территории СССР
В 2002 году позвонили из управления социальной поддержки и попросили обменять удостоверение. Пришел – обменял. На это ушло минут 5. Ни проверок, ничего.
Три черных машины
Гоняться за нами стали в 2015 году. Насколько я знаю, разбирательство началось по заявлению командира нашего летного отряда Шахарова. Его уволили за несоответствие занимаемой должности. Новый командир Крысько с такой же формулировкой уволил сына Шахарова. В итоге Шахаров решил отомстить и пожаловался, что Крысько не летал в Чернобыль, а льготы получает. Это и правда было так.Когда Крысько подняли, он сказал: «Здесь полно таких, которые в 2002 году написали, что летали в Припять».Я был уверен, что меня и моего экипажа разбирательства не коснутся. Мы всегда указывали место назначения «Борисполь», это чистая правда. Никаких лишних приписок не было.
1 октября 2017 года в 6 утра к моему подъезду приехали три черные машины. В квартиру позвонили люди и сказали, что осмотрят квартиру. Попросили предъявить удостоверение ликвидатора— ну, как гаишники делают. Я и показал. Он его положил в карман, и больше удостоверения я не видел. Потом меня повезли в городское УФСБ, оттуда – в областное. Просидел там весь день. Следователи почему-то думали, что у меня в задании написано «Припять». Но не было такого! В задании-то написан Борисполь. У них недоумение: «Зачем мы тогда схватили тебя?» Следователь постоянно куда-то звонил. Потом говорят мне: «Ну, раз вы сюда попали, значит, вы нечисты». А я уже боялся, что бутылку вставят.
Нас обвиняют в том, что в 1997 году мы сами изготовили документы, которые, оказывается, спустя 20 лет перестали соответствовать требованиям.Фактически документы изготавливала администрация завода. Мы только писали заявление на получение удостоверения участника ликвидации аварии на ЧАЭС. Все документы прошли проверку в МЧС. Только после этого нам выдали удостоверения.
Да, нас никто не посылал в зону отчуждения, но мы пересекали ее по производственной необходимости с грузом для аварийной ЧАЭС и с беженцами из Припяти. Про посадку в зоне отчуждения ни в одном законе не сказано. По закону, летно-подъемный состав имеет статус граждан, подвергшихся воздействию радиации независимо от места дислокации и выполнявшихся работ. После взлета с Овруча с курсом на Курск или на Белгород мы проходили над зоной отчуждения. Есть карта полета.
ФСБ: фальсификация дела
Кому-то не дают покоя те выплаты, которые нам назначили. Они отнимают слишком много бюджетных денег. А чиновники в союзе с силовиками и судьями хотят отличиться. Да и вообще непонятно, почему этим занимается ФСБ. Мы написали об этом в ФСБ России, там нам подтвердили: «Да, дело не в юрисдикции службы безопасности». Тогда с какой стати?
Нас судят по копии задания на полет. И копия эта фальсифицирована. Экипаж там указан неверно, пункт назначения – тоже. При этом в материале дела есть переписка отделов ФСБ, где в архиве минсоца обнаружено еще одно задание №75. Оно настоящее. Но его следователи скрывают, так как это задание снимает с нас обвинения, а с них – звездочки и премии.
У меня следователь другой формации. У него в голове не укладывается, что можно было возить неучтенных пассажиров как в трамвае. Все наши объяснения как с гуся вода. Мой адвокат говорит: «Как вы будете доказывать злой умысел?» А он: «Что доказывать, все уже доказано». Но у меня следователь вежливый. Другим повезло меньше. Олега Сухинина 12 часов держали на допросе. Он все в туалет просил выйти. А ему говорят: «Ничего, потерпишь». Катков, тоже подсудимый, сидел на допросе, а следователь прямо при нем перезаряжал пистолет.
Я никогда не считал себя преступником. Да и преступлений никаких не совершал. Помогал людям, выполнял свою работу, только и всего. А сейчас пытаюсь доказать, что тогда, 32 года назад, я все сделал правильно… Но знаете, если вдруг снова придет беда, я соберу оставшихся в живых членов моего экипажа и буду летать, помогать людям, пока меня не собьют. Даже вопреки тому, что будущие следователи попытаются снова найти в моих действиях преступный умысел.
Источник