Много воображает. Фантазии и шутки в деле курсанта Осипова, который мечтал понравиться сотрудникам ФСБ, а стал обвиняемым в подготовке теракта

Вадим Осипов родился в 1998 году в Оренбурге. Отца он не знал, а мать выпивала, и ее лишили родительских прав. Примерно с четырех лет мальчика воспитывала бабушка, которая, по его словам, тоже пила: один-два раза в год уходила в запой. В первый класс Вадим пошел в интернат, но потом прадед оформил над ним опеку, и со второго по пятый классы мальчик учился в обычной школе. В 2011 году, в 12 лет, Осипов поступил в Оренбургское президентское кадетское училище. Умерла мать. В 2016 году Вадима взяли в Военно-космическую академию имени Можайского в Петербурге, на седьмой факультет — топогеодезического обеспечения и картографии. Умер прадед; у Вадима не осталось родных, кроме бабушки.

Учился юноша посредственно, зато живо интересовался военным делом. В академии ему не слишком нравилось: Вадим говорит, что хотел бы служить в десанте или разведке, а штабная карьера казалась ему скучной. В дневнике курсанта зафиксированы постоянные размышления: отчисляться или продолжить учебу, рассказывает его адвокат Виталий Черкасов из международной правозащитной группы «Агора». Юноша полагал, что Можайка — его единственный шанс получить высшее образование: в Оренбурге у сироты никаких перспектив не было. Зато там осталась любимая девушка.

В академии Вадим подружился с несколькими соучениками — Варткесом Аванесяном, Тимуром Андриевским и Михаилом Крупиным; однокурсники даже собрали для сироты деньги на поездку в Оренбург на зимние каникулы. Позже Аванесян, Андриевский и Крупин станут ключевыми свидетелями по уголовному делу и дадут против него показания.

Одной из частых тем для разговоров приятелей были «суицидальные» сообщества «ВКонтакте». 14 ноября 2016 года в псковском поселке Струги Красные 15-летние школьники Денис Муравьев и Катя Власова открыли огонь по полицейским, забаррикадировавшись в пустом доме. Последние часы жизни они вели трансляцию в Periscope, а затем, по официальной версии, покончили с собой. Курсанты полагали, что Муравьев и Катя могли пойти на такой шаг, выполняя задание, полученное от администраторов «суицидального паблика». Из комментариев в соцсетях, где обсуждали случившееся, Осипов и его товарищи узнали про американскую школу «Колумбайн», ученики которой Дилан Клиболд и Эрик Харрис 20 апреля 1999 года застрелили 13 человек.

В феврале 2017 года курсантов отправили в Токсовское поселение Ленобласти на полевой выход — отрабатывать действия при нападении условного противника на расположенную там учебную базу академии. Как говорит адвокат Черкасов, курсантам выдали полный комплект вооружения и экипировки, но без патронов; Вадим пошутил, что в тяжелой амуниции будет трудно убегать от террористов. Позже сокурсники Осипова будут подробно рассказывать о таких шутках следователям и оперативникам ФСБ.

По воспоминаниям юноши, именно после этих учений, дежуря в казарме, он впервые задумался о том, насколько просто ее при желании захватить. В марте Вадим, пытаясь понять, как будет действовать условный противник, набросал примерный план захвата здания и показал его Андриевскому — тот заметил пробелы и упущения в схеме, Осипов стал ее увлеченно дорабатывать. Эти рисунки и записи станут одним из ключевых аргументов силовиков в пользу ареста курсанта.

Одновременно Осипов обсуждал план захвата казармы с Николаем Татариновым из Рязани — старым знакомым по оренбургскому кадетскому училищу. Приятель посоветовал Вадиму ознакомиться с запрещенной «Азбукой «Домашнего терроризма»», и 22 марта он через браузер Tor скачал книгу, признанную экстремистским материалом. Татаринов тоже станет свидетелем по делу, а переписку молодых людей и книгу приобщат к доказательствам.

Теракт, произошедший в петербургском метрополитене 3 апреля 2017 года, не мог не привлечь внимание юноши со своебразными интересами. Сразу после взрыва погибли 11 человек. Осипов, посмотрев по телевизору новостной сюжет, пришел к выводу, что для террористов атака оказалась неудачной — те планировали, что жертв будет больше, предположил Вадим. Этими соображениями он поделился с приятелями, а на следующий день, заскучав на уроке истории, принялся записывать свои мысли в дневник. Прежде, чем отвлекшегося курсанта заметил преподаватель Юрий Никулин, он успел начертить схемы казармы и подходов к ней и написать:

«Честно говоря, я не знаю, как можно планировать теракты по 1 году, по 2-3 года, а в самом конце облажаться и сесть в лужу. Такое малое количество жертв и столько потраченных сил. Вчера в метро был взрыв. 11 чел. погибло и вроде 50 ранено. Как по мне, так 11 человек — это детский сад, даже спонтанное решение может унести больше жизней. Что сложного в том, чтобы сделать от 100 жертв. Это мой комментарий по поводу вчера. А сегодня у меня на душе дождь и слякоть. Я стал больше уставать, настроения совсем нету. Приходится улыбаться, ведь иначе я сойду с ума. День ото дня становится не легче. Грусть и тоска съедает меня изнутри. Выхода у меня нет, кроме как отчислиться и заняться тем, что мне ближе по душе. Поддержать меня некому. Кому бы я не рассказывал о своих планах — все смеются и не воспринимают меня всерьез. А ведь я-то и не шучу. Все планы, которые созрели у меня в голове — появились не просто так. Я планирую их подготовку и осуществление в своей голове. Тяжело запомнить все, но теперь мне будет легче, ведь я завел тетрадь-дневник для этих целей. И так, начнем с первого плана, который я составил самый первый. Начнем. План для двоих:

— 8:30 — рота выходит на развод

— 8:35 — нужно сделать 2

— 8:40 — вскрытие КХО (комната хранения оружия — МЗ) и взятие патронов

— 8:45 — поджог и сброс напалма, стрельба

— 9:00 — проверка баррикад

— 9:05 — остается 2».

Преподаватель попытался отобрать листок, но Вадим скомкал бумагу и поначалу отказался ее отдавать. После урока он все же выполнил требование Никулина; тот, ознакомившись с мыслями ученика, обратился к руководству факультета. Затем информацию о дневниковой записи передали в ФСБ.

В день теракта в метро в Санкт-Петербурге, 3 апреля 2017 года

Шутка про чайник. «Все нормально, за это ничего не будет»

Уже на следующий день в Академию Можайского прибыл оперативник спецслужбы майор Сергей Круть. Первый опрос Осипова задокументирован в протоколе, составленном так, что восстановить ход беседы довольно трудно: ответы Вадима записаны, вопросы майора — нет.

По словам курсанта, Круть начал с вопроса, почему юноша составил план захвата военного объекта, и не поверил, когда Вадим сказал, что впервые задумался над этим после учений по антитеррору. По утверждению Осипова, оперативник злился и угрожал отвезти его в управление, где с юношей «будут говорить по-другому». Затем Круть неожиданно сменил тон. Курсант доверился ему и рассказал о мечте служить в десанте или разведке — интонации собеседника показались ему дружескими. Майор уверял, что на службе он насмотрелся всякого, и с ним можно не стесняясь делиться любыми, сколь угодно странными мыслями. Вадим понадеялся, что сможет произвести впечатление на опытного силовика, и тот порекомендует его на какое-то более подходящее для человека с такими увлечениями место.

Так Осипов решился посвятить майора в план, который он, по версии следствия, собирался привести в исполнение. План заключался в следующем. Казарма, в которой живут курсанты, расположена на четвертом этаже здания, примыкающего к плацу. Каждое утро в 8:30 рота выходит на построение, и в казарме остаются всего четыре человека: трое дневальных и дежурный с ключами от оружейной комнаты, где хранятся 99 АК-74 и 2 970 патронов к ним. План был рассчитан на двоих сообщников, которым предстояло заступить в наряд и убить двух других дежурных, заколов их штык-ножами или задушив струнами от гитары из комнаты отдыха. Затем один из заговорщиков должен был открыть комнату с оружием и начать сбивать навесной замок с ящика с патронами, а второй — баррикадировать входы в казарму матрасами, кроватями и тумбочками. Рассматривался и вариант со сбросом напалма на штурмующих — его надо было залить в 20-литровые бочки из-под воды.

«После начала исполнения гимна РФ на плацу, когда весь личный состав повернут спиной к казарме, осуществляется поджог тумбочек и матрацев на лестнице для задымления и затруднения прохода, дым будет едкий, и если потушат пожар, все равно не пройдут, так как форточки — высоко, и открыть их невозможно, — говорится в протоколе опроса курсанта. — Свою идею считаю интересной, так как ее впоследствии можно использовать для выявления недостатков в системе, например, в распорядке дня и тому подобном».

После этого Вадим показал Крутю на телефоне «Азбуку «Домашнего терроризма»» и даже сообщил оперативнику пароль от устройства. «Рассчитывал произвести впечатление, чтобы сотрудник ФСБ увидел, что я серьезный парень», — объяснял Осипов в суде. Затем он и вовсе заявил, будто пытался вербовать своих товарищей, прощупывая почву с помощью шуток. Это заинтересовало майора, он попросил привести какую-нибудь в пример.

«Я не смог вспомнить ни одной, я выпалил самое первое, что пришло в голову. Я сказал «чайник». И сотрудник ФСБ мне сказал: «А что — чайник? — Ну, взорвать там что-нибудь — А где? — Да где угодно, ну, может, в руки там дать или что-то такое — Так, а кому?». Я не знал, кому. Я сказал: «Cтаршине» — первое, что пришло мне в голову, — вспоминает курсант. — Эти шутки мы придумывали чуть ли не вдвоем. Я думал, [Круть] хочет мне помочь, службу мне какую-то оказывает. Может, я несмышленый, или проверка какая-то такая. Что-то писал он, что-то писал я. Когда я думал, что что-то не то происходит, как-то не складывается, он мне говорил, что не волнуйся, все нормально, за это ничего не будет».

По его словам, еще одну «шутку» Круть фактически придумал сам — установить растяжку у ящика для сданных на хранение телефонов курсантов. В том же разговоре оперативника с Осиповым прозвучала еще одна идея — установить растяжку на «генеральской дорожке», по которой регулярно ходят руководители учебной части.

В завершение беседы Вадим сказал, что пытался завербовать подобными шутками 10-15 однокашников и назвал имена своих приятелей Аванесяна, Андриевского и Крупина. По итогам опроса его отпустили. Вечером 5 апреля он вернулся в казарму, подумал, что оперативник ФСБ будет проверять, действительно ли Осипов говорил друзьям о мелких диверсиях, и решил пересказать своим приятелям «шутки», чтобы потом, на допросах, его слова подтвердились. Приключениями Вадима заинтересовался еще один курсант — младший сержант Захар Микуцкий, поступивший в академию после службы в армии, и Осипов после разговора послал ему через Telegram«Азбуку «Домашнего терроризма»».

Через день, 7 апреля, Вадима вызвали на осмотр к психиатру, а 8 апреля состоялся второй опрос — уже в ФСБ, с участием начальника Крутя подполковника Поспелова и при ведении скрытой видеозаписи. Судя по протоколу, силовики задавали юноше уточняющие вопросы и интересовались, какие еще мысли насчет терактов и диверсий приходят ему в голову. Осипов рассказал, как, по его мнению, можно было устроить взрыв в метро и скрыться: изготовить самодельное взрывное устройство из аммонала, триперекиси ацетона и столового красного перца, снабдить его таймером и поражающими элементами, а затем оставить в вагоне и пресесть на поезд, идущий в противоположную сторону. Город нужно покидать на маршрутках — так не придется покупать билеты по паспорту. Другой один план теракта в Петербурге —заложить СВУ в холодильник для мороженого в людном месте, причем исполнитель должен был надеть яркую одежду и использовать грим — нарисовать родинку, наклеить усы.

«После совершения теракта нужно спокойно жить дома, желательно в глухой деревне, рубить дрова, на лошадях кататься, заниматься повседневной деятельностью», — говорится в протоколе второго опроса.

В том же протоколе приводятся слова Вадима о попытках завербовать однокурсников: якобы Осипов «в качестве соучастника выделил только Микуцкого Захара по его морально-деловым качествам».

После этого разговора Осипова отправили в учебную часть академии, где его уже ожидал заместитель руководителя военного отдела СК по Краснознаменскому гарнизону майор Алексей Суровцев. Уголовное дело было возбуждено по части 1 статьи 205.1 УК (склонение к терроризму), в 02:40 9 апреля Вадим Осипов был задержан. К нему прибыл адвокат по назначению, который посоветовал не давать показаний ночью, поэтому первый допрос курсанта состоялся на следующий день. 10 апреля Петербургский гарнизонный военный суд арестовал Осипова на два месяца. Вадим просил не арестовывать его, потому что он не собирался исполнять умозрительный план, который разработал, размышляя над вопросами безопасности.

Экспонаты в одном из помещений Военно-космической академии имени А.Ф. Можайского в Санкт-Петербурге

«Верил свято в чекистов». Три друга и Татаринов

Курсанта направили в СИЗО-4. Первым его сокамерником был выходец из Средней Азии, вторым — «буйный человек, который демонстрировал, что у него не все в порядке с психикой», рассказывал Вадим адвокату Черкасову. Следователь Суровцев, по словам Осипова, утверждал, что «ему известно о том, что я принял ислам, что с этой целью в январе я посетил своего друга Николая Татаринова в Рязани», а однажды сказал, что разыскал отца Вадима, которого сам юноша никогда не видел.

Черкасов вспоминает, что, оказавшись под арестом, его подзащитный считал, что попал в СИЗО по ошибке.

«Он говорит: «Я, находясь в СИЗО, встретил [сотрудников ФСБ] как своих спасителей. Я полагал, что во всем виноват следователь Суровцев, а вот пришли мои спасители, которые сейчас во всем разберутся, и это недоразумение отпадет само собой, а меня выпустят из СИЗО». [Осипов] даже находясь в местах лишения свободы, верил свято в чекистов, он полагал, что все это затеяли сотрудники Cледственного комитета», — говорит адвокат. Кроме того, Вадим написал письмо министру обороны Сергею Шойгу, в котором объяснил, что его «подвела любовь к шуткам и увлечение историями про диверсантов, про которых он много читал в книжках и смотрел фильмы». В качестве вдохновлявшего его примера для подражания Осипов назвал советского разведчика Николая Кузнецова.

В изоляторе юношу осматривали психиатры, после его перевели в СИЗО-1, известное как «Кресты», где он также проходил психиатрическое обследование.

Специалисты не выявили у Вадима психических отклонений, однако зафиксировали «акцентуации характера» — так называют ярко выраженные особенности личности, близкие к пределам признанной нормы. Согласно заключению специалистов, акцентуация характера у Осипова — смешанного типа, выявляются шизо-сензитивные и эпилептоидные черты; ему свойственны интровертированность, ранимость, чувствительность и «потребность в сохранении дистанции и ограждении своего внутреннего мира от внешнего вторжения при сохранности «фасадной» общительности».

«Одной из ярко выраженных черт подэкспертного является рассудительность, склонность осмысливать окружающую действительность логическими схемами, склонность искать нешаблонные решения. Для подэкспертного характерна склонность к заполнению своего внутреннего мира фантазиями, склонность к погружению в свои увлечения, их детальная проработка, ригидность (застреваемость) на своих идеях. Помимо этого, в структуре личности подэкспертного прослеживаются отдельные черты эмоциональной незрелости, — говорится в документе. — С одной стороны, у него прослеживается категоричность, максимализм оценок, бравада, проявляющаяся в напускном цинизме, жестокости оценок в общении в кругу сверстников, с другой — доверчивость, склонность к романтизации».

Следователи, тем временем, работали над доказательствами по уголовному делу. Как следует из обвинительного заключения, они допросили 59 однокурсников Вадима и показали им составленный юношей план. Свидетели посчитали, что его «вполне возможно реализовать». К такому же выводу пришли по результатам следственного эксперимента силовики: статист, изображавший дежурного-заговорщика, за 14 минут и 50 секунд смог бы получить доступ к оружию и боеприпасам и занять место у окна с видом на плац, откуда с расстояния 50 метров можно открыть стрельбу по выстроившимся курсантам. В действительности во время эксперимента в казарме не было ни автоматов, ни патронов — их «отвезли на постоянное место хранения до прибытия курсантов в казарму». Кроме того, из комнаты отдыха в качестве вещественного доказательства изъяли гитару, струной от которой можно было бы задушить дежурного.

Изучив телефон Осипова, следователи помимо «Азбуки «Домашнего терроризма»» обнаружили на устройстве 65 видеофайлов, «содержащих насильственные сцены», фотографии трупов, оружия, изображения сцен насилия, а также глуповатый интернет-юмор. Вот описание одного из коллажей: «Изображение девушки в хиджабе с подписью «девушка, которая мне нравится», Усамы бен Ладена с подписью «ее отец», улыбающегося боевика в чалме с подписью «ее брат», неизвестного боевика с символикой «Исламского государства» и подписью «ее бывший», шахидки в хиджабе с пистолетом и подписью «ее подруга» и фотографией курсанта с подписью «Я»».

Кроме того, силовики ознакомились с перепиской Осипова и его давнего знакомого Татаринова. 18 марта 2017 года молодой человек рассказал Вадиму, что получил разрешение на оружие, продал консоль PlayStation 4 и купил на вырученные деньги гладкоствольное ружье. В ответ курсант написал, что теперь его друг может убивать людей, как американские школьники из «Колумбайн», «на что Татаринов соглашается, и Осипов пишет ему, что он готов идти с ним на это», говорится в обвинительном заключении. После Осипов посвятил приятеля в план нападения на казарму и выслал ему несколько фотографий учебной базы.

«Осипов сообщает Татаринову, что нужно грабить и покупать патроны. На что Татаринов отвечает, что нужно всех перестрелять. Затем Осипов пишет Татаринову, что при захвате военнослужащих основным поражающим оружием будет коктейль Молотова, а остальных людей он будет добивать из огнестрельного оружия, — приводятся фрагменты переписки в документе. — Татаринов спрашивает у Осипова, готов ли он «выпилиться» и принять ислам «в конце», на что Осипов соглашается и говорит, что хочет принять буддизм, а не ислам».

Через пять дней после задержания курсанта Татаринова допросили. Он сказал, что воспринимал разговор с другом как шутку и никогда даже не задумывался о настоящем насилии. Той же позиции придерживается защита Осипова. «В интернете люди порой пытаются изобразить себя некоторыми злодеями, показать, что они могут цинично рассуждать на темы, на которые нельзя рассуждать цинично», — объясняет Черкасов, фактически повторяя вывод психиатров о том, что Вадиму присущ напускной цинизм.

Оказавшись под арестом, курсант предположил, что его друзья дадут против него показания, потому что сотрудники ФСБ выставят его перед ними настоящим террористом. «Понимал, что моих друзей заставят подтвердить то, что записали от моего имени сотрудники ФСБ. Им дали почитать мои объяснения и убедили, что я им это говорил. Получилось какое-то двойное вранье. Я все наврал, а сотрудники использовали мое вранье в своих интересах», — говорит он. Опасения Вадима оправдались: ключевыми свидетелями обвинения в его деле стали Аванесян, Андриевский и Крупин, которых курсант сам же и упоминал на опросах.

Помимо допросов у следователя, все трое молодых людей также проходили опросы у майора Крутя и давали объяснения прокурору. Друзья отмечали, что Осипов сильно изменился после зимних каникул — стал замкнутым и нелюдимым. В разных формулировках они припоминали о «шутках» Осипова про чайник и растяжки, утверждая, что эти разговоры состоялись еще до того, как Вадима впервые опросил оперативник ФСБ.

Со слов курсанта Андриевского, обсуждая инцидент в Стругах Красных, Вадим как-то сказал, что мог бы «сделать СВУ, чтобы было больше жертв, и прославиться на весь мир, и чтобы его помнили, как помнят тех школьников из США». Аванесян показал, что Осипов в феврале спросил, «есть ли ему что терять», и сказал: «Мне нужен второй человек для того, чтобы забаррикадировать казарму, захватить оружие и патроны, а потом из окна расстрелять курсантов».

Осипов не отрицает, что такой разговор имел место, но настаивает: беседа была шуточной, а первым о захвате казармы речь завел Аванесян, когда приятели вдвоем стояли в наряде.

«Это произошло после того, как мы стали обсуждать, что мы сейчас дневальные и одни в казарме. Меня впечатлила эта тема, я ответил, что ведь это вполне возможно. В итоге я в шутку сказал: «Может захватим казарму, все равно делать нечего», — вспоминает юноша. — Считаю, что моим друзьям промыли мозги и убедили, что я реальный террорист, либо сказали, что я не в себе. Поэтому меня специально в заключении держат. Если бы я был с ними, этих показаний бы и не было. Они бы знали, что я это я, что не изменился и не террорист».

Так или иначе, стрельба, упоминавшаяся в переписке Осипова с Татариновым и в показаниях свидетеля Аванесяна, появилась в итоговой фабуле обвинения: по версии следствия, после захвата казармы Вадим собирался открыть огонь по плацу, где во время исполнения гимна находились бы около тысячи человек.

Все трое свидетелей, с которыми Осипов был дружен время учебы в академии, в своих показаниях утверждают: они либо воспринимали слова товарища как шутку, либо не докладывали о них командованию, опасаясь прослыть «стукачами» и быть поднятыми на смех. Всем троим показывали переписку Вадима с Татариновым, и адвокат Черкасов допускает, что свидетелям демонстрировали и те протоколы опросов, в которых от лица Осипова написано, что он действительно планировал теракты. В суде оперативник Круть и курсанты это не подтвердили.

«Это люди зависимые от структуры, в которой находятся. Они не донесли в свое время, скорее всего, им тоже промывали мозги — говорили: ребята, вы на волоске, уж давайте свою шкуру, как говорится, спасайте. Им было чем жертвовать», — рассуждает юрист.

Вадим Осипов

«Самоутвердиться и прославиться путем создания общественного резонанса»

Первое обвинение — по статье о склонении к терроризму, предполагающей от пяти до 15 лет лишения свободы — Вадиму предъявили 22 мая, через полтора месяца после задержания. 23 октября ему было предъявлено второе обвинение с необычной квалификацией: приготовление к теракту, который повлечет умышленное причинение смерти человека (часть 1 статьи 30, пункт «б» части 3 статьи 205 УК). Адвокат Черкасов объясняет: такая статья была выбрана потому, что в плане говорилось об убийстве часовых и стрельбе по плацу.

Сама статья о теракте, без квалификации с приготовлением, предполагает от 15 до 20 лет заключения либо пожизненное, однако, согласно статье 66 УК, за приготовление к преступлению не может быть назначено пожизненное лишение свободы, наказание не может составлять более половины от максимального срока, то есть, в случае Осипова — 10 лет.

Как утверждает обвинение, Вадим «приискивал средства, орудия и соучастников» — Аванесяна, Андриевского, Крупина и Микуцкого, создавая условия для «совершения взрыва, поджога и иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека <…> повлекшее умышленное причинение смерти человеку». Курсант планировал преступление с конца ноября 2016 года по 5 апреля 2017 года (день первого опроса оперативником ФСБ); замысел не был доведен до конца «ввиду отказа указанных лиц от участия в его совершении, а также пресечения противоправной деятельности военнослужащими и правоохранительными органами».

По версии следствия, Осипов начал готовить теракт, ознакомившись с материалами об «Исламском государстве», стрельбе в «Колумбайне» и Стругах Красных. Он «стал настойчиво придерживаться экстремистских позиций и идеологии насилия в целях дестабилизации деятельности органов власти». В обвинительном заключении утверждается, что Осипов моделировал террористическую атаку, поскольку «желал самоутвердиться и прославиться путем создания общественного резонанса, направленного на запоминание населением его личности в роли массового убийцы, а также желал показать неспособность [властей] обеспечить жизни военнослужащих». Причем для совершения преступления Вадим, обучаясь в академии, «особо тщательно изучал предметы боевой подготовки, в ходе которых освоил поражающие факторы оружия и боеприпасов», а также «вел наблюдение за ежедневным распорядком дня и нахождением личного состава, изучил вверенные ему под охрану запорные устройства оружейной комнаты».

Впрочем, полагает защита, по статье о приготовлении к теракту вина курсанта не доказана. «В основу легло то, что он попался с листком бумаги, его расположили к себе сотрудники ФСБ, он им полностью доверился, — рассуждает Черкасов. — Вся его предыдущая жизнь [свидетельствует о том, что], не попадись он с этим планом, никто бы ничего не подумал».

Что касается второй статьи, то Осипову вменяется склонение к терроризму его давнего знакомого Татаринова, младшего сержанта Микуцкого и троих приятелей по академии — Аванесяна, Андриевского и Крупина. За исключением Татаринова, все они выступили в суде на первом же выездном заседании Московского окружного военного суда, которое состоялось в Петербурге 10 января. Как пишет в фейсбуке адвокат Черкасов, Крупин и Микуцкий однозначно сказали, что Осипов не склонял их к терроризму, а Андриевский — что не склонял «напрямую». На вопрос, в какой же форме это происходило, свидетель «внятного ответа не дал».

Аванесян на вопрос, делился ли с ним Осипов планами совершить теракт, фактически повторил свои показания о разговоре, который состоялся между ними после зимних каникул. Подробностей свидетель вспомнить не смог.

На втором заседании 11 января судья Евгений Зубов неожиданно перешел к вопросу о психическом здоровье подсудимого. Адвокат подал ходатайство о привлечении независимых экспертов и попросил, чтобы ему обеспечили конфиденциальность общения с подзащитным. Зубов разрешил им переговорить с глазу на глаз в зале суда, но конвойные отказались отойти от клетки, сославшись на «приказ»; по словам юриста, перед началом разговора с Осиповым он услышал «характерный звук щелчка аудиозаписи». Оставшись в зале с Вадимом и конвоирами, Черкасов объяснил юноше: если его признают невменяемым, то освободят от уголовной ответственности. Но если специалисты сочтут, что Осипов может быть опасен для себя и окружающих, его ждет принудительное лечение на неопределенный срок.

Так или иначе, после перерыва судья отклонил ходатайство защиты и направил обвиняемого на повторное стационарное психолого-психиатрическое обследование в московский 111-й Главный государственный центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Минобороны.

Источник