Великая Отечественная война породила во Владимирской тюрьме систему «улучшенного типа заключения». «Номерные заключённые» материально и интеллектуально жили лучше, чем большинство на воле, и даже подкармливали своих надзирателей. Бывший лидер белого движения Василий Шульгин, проведший тут в заключении с 1945-го по 1956 год, благодарил Советы за отличную тюремную жизнь, которой он не получил бы на воле.
В 2013 году сотрудники печально знаменитой Владимирской тюрьмы в лице своего работника И.Закурдаева выпустили книгу «Владимирский централ» (изд-во «Рипол классик»). В ней они подробно описывают жизнь тюрьмы на всём протяжении её жизни — с XVIII века и по наши дни. В книге много интересных подробностей из архива учреждения. В частности, приводится описание жизни т.н. «номерных заключённых», а также других элитных сидельцев.
«Элитные зеки получили номера, их настоящие имена знал только начальник тюрьмы, да ещё 2-3 сотрудника НКГБ, в ведении которого находилось учреждение. В обмен на деперсонализацию узники получили содержание, которого не было на воле у подавляющего числа советских граждан, а уж у остальных зеков ГУЛАГа — и подавно.
В инструкции значился распорядок дня номерных заключённых:
— Отдых в постели и сон в любое время суток.
— Занятие в камерах литературным и другим умственным трудом, для чего они могли получать бумагу, карандаши, чернила, ручки и необходимые пособия. В этих же целях им разрешается иметь при себе личные библиотечки, рукописи.
— Хранить при себе в камерах лично принадлежащие им вещи и пользоваться ими для своих нужд.
— Покупать через начальника тюрьмы продукты питания, предметы туалета на свои средства.
— Иметь в камерах радиорепродукторы, географические карты, атласы, получать для чтения центральные газеты, журналы, а также научную, художественную и политическую литературу из библиотек города Владимира.
— Иметь в течение дня две прогулки продолжительностью не менее часа каждая.
— Свидание заключённых и членов семей — раз в сутки, продолжительностью не более одного часа каждая.
— Один раз в неделю осмотр у врача.
— Освобождение от стрижки головы под машинку.
— Горячая пища — два раза в день, чай — утром и вечером. Пища по возможности разнообразная, особенно за счёт свежих овощей.
Кто же попадал в номерные заключённые вроде бы зловещей Владимирской тюрьмы. Это были руководители бывших прибалтийских республик. Родственники высокопоставленных советских чиновников, например: Константин Орджоникидзе — брат наркома Серго Орджоникидзе, Николай Молочников — член семьи Аллилуевых, Анна Аллилуева — сестра Надежды Аллилуевой (второй жены Сталина), и др. Реальные а не вымышленные шпионы: Пётр Аладжанян — священник и английский шпион, Клемент Тибор — венгерский шпион. Наконец, высокопоставленные коллаборационисты: Борис Меньшагин — обер-бургомистр Смоленска во время немецкой оккупации.
Из воспоминаний сына премьер-министра Литвы Гедемина Меркиса: «Во врем войны я делился своей пищей с надзирателем, который питался хуже, чем заключённый». В своём отчёте начальник Владимирской тюрьмы сообщает: «Гедемин Меркис, наверное, сошёл с ума, так как читает книги по истории дипломатии, вместо того, чтобы читать «Графа Монте-Кристо». После выхода из тюрьмы Меркис стал известным экономистом. Номерные заключённые в большинстве своём вышли из тюрьмы после смерти Сталина.
На таком же привилегированном положении во Владимирской тюрьме находился Василий Шульгин — бывший депутат Госдумы, принявший отречение царя Николая II. В декабре 1944 года Шульгин был задержан в Югославии, вывезен в Москву, где в январе 1945 года был оформлен его арест как «активного члена белогвардейской организации Русский Общевоинский Союз». Шульгину дали 25 лет. В камере он сидел с писателем Даниилом Андреевым, биологом и академиком Василием Париным, князем Петром Долгоруким. Шульгин отсидел 11,5 лет из 25-ти и вышел на волю в 1956 году. В своём дневнике он написал панегирик Владимирской тюрьме:
«Насмешница-судьба, чему, если отбросить всё второстепенное, была посвящена моя жизнь? Борьбе с теми, из среды которых сформировались впоследствии эмигранты. Но когда пришёл последний расчёт, кто дал возможность жить? Советы, посадив меня в тюрьму, 12 лет без малого, кормили, поили, одевали, мыли, лечили, обогревали и держали крышу надо моей головой.
Как бы я провёл эти 12 лет на свободе? Меня кто-то содержал бы, и кто знает, может быть, чаша моих унижений была бы на свободе хуже, чем в тюрьме. Моё перо, которое не умеет служить, не могло бы меня кормить.
В наше время независимые люди не нужны никому. Их место — тюрьма или богадельня. То и другое представили мне Советы, т.е. принципиальные враги, политические противники. Помогли враги. Друзья же, соратники, эмигранты не смогли (я не верю, что они не хотели) помочь мне, и, то важнее, они не помогали моей жене, которая оставалась между ними осиротелая, одинокая».
Источник