Мы начинаем новый цикл очерков Андрея Ланькова, профессора университета Кунмин в Сеуле, недавно вернувшегося из КНДР. В новом цикле речь пойдет уже о современной Северной Корее. Первая часть посвящена неожиданному и решительному становлению Ким Чен Ына как нового диктатора КНДР и его реформам.
Утром 19 декабря 2011 года жителям Северной Кореи объявили, что в полдень по телевизору будет передано важное сообщение. Многие из них догадывались, что именно будет передано, – а после того как телеведущая Ли Чун-хи появилась на экране в траурном одеянии, сомнений не оставалось: Маршал Ким Чен Ир покинул сей бренный мир. По официальной версии, он скончался двумя днями ранее, утром 17 декабря, в салоне своего бронированного поезда, готовясь к очередной руководяще-инспекционной поездке по стране.
Проводы Ким Чен Ира
Двумя годами ранее, весной 2009 года, появились первые признаки того, что Ким Чен Ир наконец-то определился с наследником, назначение которого он по неясным причинам всё время откладывал. После того, как в конце 2008 года он перенёс инсульт и после нескольких месяцев отсутствия появился на публике сильно постаревшим, в северокорейской прессе стали появляться сообщения о некоем «молодом полководце». Сообщения эти не отличались конкретностью, но спустя некоторое время стало ясно: подготовка к назначению наследника, появления которого ждали к тому времени уже около 10 лет, наконец-то началась.
О Ким Чен Ыне было известно так мало, что первые полгода СМИ даже неправильно записывали его имя
Выбор Ким Чен Ира пал на его третьего сына, Ким Чен Ына, о котором было тогда известно настолько мало, что первые полгода СМИ даже неправильно записывали его имя («как Ким Чен Ун», а не «Ким Чен Ын»). Выбор маршала на первый взгляд показался неожиданным. К тому времени у Ким Чен Ира было не менее трёх сыновей и по меньшей мере одна дочь – и из них он выбрал самого младшего и наименее известного. В октябре 2010 года Ким Чен Ына показали миру, ввели в высшее руководство страны и произвели в генералы армии (он стал самым молодым генералом армии в мире – ему было тогда всего 26 лет). Летом 2011 года стал распространяться культ Ким Чен Ына. Лозунги с призывами к вечной верности молодому полководцу стали появляться рядом с аналогичными лозунгами, в которых речь шла об его отце и его деде.
По-видимому, первоначальный план предполагал, что у Ким Чен Ына будет время поучиться искусству управления страной у своего отца. Здоровье Ким Чен Ира к тому времени заметно ухудшилось, но вряд ли кто-то ожидал, что до его смерти осталось совсем недолго. Всем этим планам сбыться было не суждено, и Ким Чен Ын, которому в октябре 2011 года не исполнилось и 28 лет, оказался во главе Северной Кореи. С самого начала было ясно, что отец оставил ему непростое наследство. Однако время показало, что у покойного Ким Чен Ира были веские основания для того, чтобы остановить свой выбор на третьем сыне. Ким Чен Ын показал себя руководителем жёстким, прагматичным, решительным, хотя, надо признать, порой излишне эмоциональным и капризным.
Главной задачей Ким Чен Ына было сохранение власти в очень непростых условиях – ему угрожали, во-первых, собственные сановники, которые, как он опасался, могут организовать заговор. Чтобы ликвидировать исходящую от них потенциальную угрозу, Ким Чен Ын действовал жёстко, и первые полтора-два года его правления были отмечены репрессиями против военного и партийного руководства, равных которым Северная Корея не видела с конца 1950-х годов – то есть с тех давних времён, когда дед Ким Чен Ына на корню выжигал симпатизантов Москвы и Пекина. Показательно, что острие репрессий было направлено на силовиков – руководителей вооруженных сил, службы безопасности и полиции. Часть из них была репрессирована, а часть – просто уволена или с калейдоскопической быстротой переводилась с места на место. В среднем за время правления Ким Чен Ына северокорейский министр обороны находился на посту около 11 месяцев, в то время как в годы правления его отца и деда средний срок пребывания на этой позиции составлял 10 лет.
Ким Чен Ын постарался отделаться и от потенциально нелояльных членов своего семейства. В декабре 2013 года был неожиданно арестован (прямо на заседании правительства, перед фотокамерами) муж его тёти Чан Сон Тхэк, который, по замыслу Ким Чен Ира, должен был стать главой неформального регентского совета при молодом сыне-наследнике. Через несколько дней Чан Сон Тхэка судили спецтрибуналом госбезопасности и немедленно расстреляли. Чан Сон Тхэка обвинили во всех смертных грехах – например, в обвинительном заключении речь шла и о том, что он злонамеренно распорядился поставить каменную стелу с одой в честь Ким Чен Ына в тень, вдали от солнечных лучей. Другим прегрешением Чан Сон Тхэка было то, что он якобы с недостаточным энтузиазмом аплодировал, когда было объявлено об «избрании» Ким Чен Ына новым руководителем страны.
Впрочем, реальные причины и казни Чан Сон Тхэка, и убийства в Куале Лумпуре живущего за границей Ким Чен Нама, брата Ким Чен Ына по отцу, были, скорее всего, вызваны совершенно прагматическими соображениями. И Чан Сон Тхэк, и Ким Чен Нам, будучи заметными фигурами в клане Кимов, отличались независимостью, а Ким Чен Нам часто вступал в контакт с иностранной прессой по своей собственной инициативе и вообще вел себя опасно для нового северокорейского руководителя.
Однако, помимо задач сохранения власти перед Ким Чен Ыном стояли и задачи экономической реформы. Судя по всему, молодой руководитель понимал, что долгосрочное сохранение власти без них невозможно. Его отец, как известно, решил реформ не проводить, опасаясь, что их эффект может оказаться неожиданным: действительно, как показал мировой опыт, реформы могут как спасти систему, так и ускорить её деградацию. Будучи уже пожилым человеком, Ким Чен Ир рассудил, что запаса прочности режима хватит на оставшиеся ему годы, и благоразумно решил ничего не менять.
У Ким Чен Ына выбора не было. Система медленно, но неуклонно расползалась по швам, и он понимал: для того, чтобы оставаться у власти еще 30-40 лет (а именно это является его главной стратегической целью), ему необходимо что-то сделать с экономикой. Ким Чен Ын отличался от своего отца, который практически не выезжал за границу, не владел иностранными языками и слабо представлял ситуацию в мире – по крайней мере, настолько, чтобы решать экономические вопросы. Ким Чен Ын провел детство в дорогой частной швейцарской школе, владеет иностранными языками и достаточно хорошо представляет, как работает современный мир.
Ким Чен Ын не строил никаких иллюзий по поводу существовавшей в КНДР (к тому времени, впрочем, скорее на бумаге) командной экономики советского образца. Он понимал, что ему необходимо эту экономику демонтировать – так, как демонтировали её в Китае и во Вьетнаме. Однако существование по соседству богатой и единоплеменной Южной Кореи оставалось опасным дестабилизирующим фактором. Поэтому, начиная свои реформы, Ким Чен Ын должен был соблюдать максимальную осторожность. Северокорейское руководство просто не могло себе позволить политику реформ и открытости, похожую на ту, что проводится в Китае уже почти 40 лет. Единственным выходом для Пхеньяна стали «реформы без открытости». Иначе говоря, Ким Чен Ын намерен проводить политику, направленную на ускорение стихийно начавшегося перехода к рыночной экономике, но при этом делать всё возможное для того, чтобы сохранять идеологический и полицейский контроль над населением и максимальную информационную изоляцию страны от внешнего мира, в первую очередь – от Южной Кореи. Он понимает, что распространение в стране информации о жизни богатого Юга поставит под угрозу сохранение внутриполитической стабильности в КНДР, и хочет этого избежать.
Стратегия «реформ без открытости» в целом соответствует интересам и северокорейской номенклатуры, и новых северокорейских предпринимателей, тех самых тончжу, «хозяев денег». Номенклатура может быть недовольна Ким Чен Ыном по тем или иным причинам, но падение режима никак не входит в ее планы. Понятно, что в случае падения северокорейского режима, в объединенной под контролем Сеула стране, вся номенклатура, включая и ее наиболее либеральных и умеренных представителей, окажется не у дел, а возможно, даже станет жертвой дискриминации и преследований.
Впрочем, то, что номенклатура хочет сохранять режим, представляется очевидным. Менее очевидным является то обстоятельство, что представители новой северокорейской буржуазии – тончжу – тоже не испытывают энтузиазма по поводу возможного объединения страны под эгидой Юга. В нынешней ситуации они процветают, однако если революция закончится по германскому сценарию поглощением Северной Кореи и установлением на всей территории полуострова сеульского контроля, у северокорейского бизнеса нет никаких шансов на успех в соревновании с промышленными гигантами Юга. Сейчас многие бизнесмены из КНДР имеют шанс разбогатеть всерьез, и со временем выйти в долларовые мультимиллионеры и даже, чем черт не шутит, в миллиардеры, однако этого не случится, если к рынку получат доступ такие мастодонты, как «Хёндэ» или «Самсунг».
Таким образом, в своей политике Ким Чен Ын мог опираться на поддержку как старой, так и новой элиты – но все равно при проведении реформ следовало соблюдать максимальную осторожность.
Реформы Ким Чен Ына
Экономическая политика Ким Чен Ына может быть сведена к четырем элементам – сельское хозяйство, промышленности, частный бизнес и иностранные инвестиции.
Сельское хозяйство
Первые признаки того, что новый северокорейский руководитель собирается резко поворачивать руль государственного корабля, появились весьма рано, фактически сразу же после того, как он оказался у кормила. 28 июня 2012 года Ким Чен Ын, который к тому времени пробыл у власти всего лишь полгода, выпустил так называемые «инструкции 28 июня», которые, собственно, и запустили реформы в сельском хозяйстве.
Само решение начинать реформы именно с сельского хозяйства было вполне предсказуемым. Во-первых, именно так поступили в свое время китайцы, а реформы в КНДР имитировали преобразования в Китае 1980-х годов, то есть первых лет правления Дэн Сяопина. Во-вторых, реформы в сельском хозяйстве являются политически безопасными. Крестьянские бунты, конечно, время от времени тоже происходят, но вот серьезные революции обычно начинаются в городах. В-третьих, Северная Корея сталкивалась с острой нехваткой продовольствия, так что реформа, которая могла существенно увеличить его производство, была жизненно необходимой.
Реформа в сельском хозяйстве была по сути умеренным вариантом той, которую провели в Китае в начале восьмидесятых. Власти разрешили крестьянам создавать «малые звенья» численностью 7-10 человек, обладавшие невиданной доселе автономией. В частности, звену выдавался участок обрабатываемой земли, на котором, как подразумевалось, оно будет работать из года в год. По окончании работ часть урожая – от 10% до 40% – сдавалась государству, а остальное оставалось у звена и делилось между его участниками по их согласию. При этом размер «малого звена» соответствовал либо размеру большой крестьянской семьи, либо, скорее, двух крестьянских семей. Хотя в официальных документах на этот счет не говорилось ничего, на практике подразумевалось, что «малое звено» будет состоять из членов одной семьи или двух-трех семей, живущих по соседству. Фактически речь шла о слегка замаскированном переводе сельского хозяйства на семейный подряд.
Как и следовало ожидать, эта схема сработала в Северной Корее, хотя и с несколько меньшим успехом, чем в Китае и во Вьетнаме (впрочем, это и понятно – северокорейский вариант был менее радикальным, чем китайский или вьетнамский). Производство зерновых за время правления Ким Чен Ына увеличилось на 20-30%, и к 2017—2018 годам страна вплотную приблизилась к уровню самообеспечения продовольствием.
Промышленность
Реформы в промышленности начались чуть позже, в 2014 году. Основой новой модели стала «система автономного управления социалистического предприятия». Она во многом напоминает систему «двойных цен», которая существовала в Китае на заре реформ . Сходство это не случайно: с 2012—2013 гг. группы северокорейских специалистов находились в ряде ведущих китайских университетов, систематически собирая материалы по китайской экономической и социальной политике во времена Дэн Сяопина (и не привлекая при этом излишнего внимания к своему присутствию)
В соответствии с новой схемой, северокорейские промышленные предприятия по-прежнему получают плановые задания, которые, впрочем, существенно меньше, чем их ожидаемая мощность. Вся продукция, которая производится в соответствии с этими плановыми заданиями, отправляется государству и перераспределяется северокорейскими плановыми организациями (северокорейскими аналогами Госплана и Госснаба) по своему усмотрению. За эту продукцию предприятию платят, но плата эта носит скорее символический характер. Все, что произведено сверх этого плана, поступает в распоряжение предприятия. Предприятие может затем продавать эту продукцию по договорным (фактически рыночным) ценам. Администрация предприятия может нанимать и увольнять работников по своему усмотрению, а также назначать им ту зарплату, которую считает справедливой.
Средняя зарплата в Пхеньяне составляет в среднем $50-60 в месяц
Введение новой системы предсказуемо способствовало улучшению экономической ситуации. С 2012—2013 годов в Северной Корее начался ощутимый экономический рост. По поводу темпов этого роста среди специалистов существуют серьезные расхождения. Это не удивительно: в КНДР почти вся экономическая статистика является секретной, так что при разговоре о состоянии северокорейской экономики неизбежно приходится заниматься гаданиями. Пессимисты оценивают уровень роста в 2-3% в год, а оптимисты говорят о 6-7%. При этом экономический рост сопровождается и увеличением зарплат, и заметным улучшением условий жизни населения. При Ким Чен Ире официальная зарплата составляла всего лишь $1-2 в месяц (впрочем, на нее тогда никто и не жил: все так или иначе подрабатывали). Сейчас на успешном предприятии, продукция которого пользуется спросом, зарплата может составлять и $90-100 – особенно если это предприятие является фактически частным, хотя и действующим под формальной государственной регистрацией. Средняя зарплата в Пхеньяне составляет в среднем $50-60 в месяц.
Частный бизнес
Одновременно с проведением реформ в сельском хозяйстве и промышленности Ким Чен Ын и его правительство изменили свое отношение к частному бизнесу, который в Корее появился и усилился еще в 1990-е годы. При Ким Чен Ире отношение к частному бизнесу было противоречивым: предпринимателей то поощряли, то преследовали. При Ким Чен Ыне преследования частного сектора полностью прекратились.
В 2014 году был принят Закон о производственном предприятии, 38-я статья которого предусматривает, что северокорейские государственные предприятия могут привлекать капиталы частных лиц. В закрытых постановлениях и документах постоянно подчеркивается, что для развития страны исключительно важны партнерские отношения между государственными чиновниками и богатыми частными лицами, то есть тончжу. При том, что многие формальные запреты на частную предпринимательскую деятельность никто пока не отменял, на практике статья 38 Закона о производственном предприятии создает великолепную формальную лазейку для обхода ограничений.
Частные лица могут инвестировать в северокорейские предприятия – более того, теперь существенно проще создавать частные предприятия под крышей предприятий официальных. В таком случае на бумаге все выглядит абсолютно законно и совершенно по-социалистически: государственное предприятие создает новое подразделение (возможно, даже в другом городе), используя при этом деньги частного лица, которое потом назначается директором или заместителем директора этого подразделения. На практике речь идет лишь о создании формальной крыши для частных инвестиций. Число подобных псевдогосударственных предприятий, которые имелись в Северной Корее еще с начала 1990-х годов, при Ким Чен Ыне стало быстро расти.
Иностранные инвесторы
Наконец, Ким Чен Ын попытался привлечь в страну иностранный капитал. В первые годы его правления было объявлено о создании 26 специальных экономических зон (СЭЗ), которые копировали СЭЗ, существовавшие в Китае еще в 1980-е годы. Впрочем, ничего из этой затеи не вышло, так как иностранные инвесторы не проявили особого интереса к Северной Корее. Отчасти тут дело в вялотекущем ядерном кризисе, который создает у потенциальных инвесторов представление о том, что Корея – это очень опасное место, с которым лучше не связываться. Впрочем, куда большую роль тут играют завышенные ожидания северокорейских чиновников, которые, в частности, полагают, что будущие инвесторы возьмут на себя не только возведение совместных предприятий и закупку необходимого оборудования, но и займутся созданием с нуля инфраструктуры в тех районах, где им будет позволено работать. Желающих строить железные дороги и проводить линии электропередач только для того, чтобы потом производить в Северной Корее дешёвые кроссовки, пока как-то не обнаружилось. Немалую роль играет и сложившаяся у северокорейцев репутация крайне ненадёжных партнёров – в целом, увы, заслуженная.
Впрочем, конфуз с привлечением иностранных инвестиций – это, пожалуй, единственная серьезная неудача экономической политики Ким Чен Ына. Реформы работают, и жизнь северокорейцев улучшается прямо на глазах. Северная Корея находится сейчас примерно в той же ситуации, в которой находился Китай в начале 1980-х,– если, конечно, вывести за скобки куда более репрессивный характер существующего в КНДР политического режима.
Продолжение следует…